Терн тоже мог бы сейчас попросить богов о легком пути для Радомира, о попутном ветре, подгоняющем его дух, но травники чтили лишь Мару-смерть, которой, к слову, боялись как огня. Богиня для них была всемогущим тираном, который вызывает уважение и благоговейный страх среди подданных.
Уж несколько часов полыхал костер, разведенный еще до рассвета, но только на теле мертвеца сейчас обнажились кости. Не решаясь перевести взгляд на то, что осталось от вчера еще живого человека, Терн снова посмотрел на Яромира - тот был спокоен. Нет, все-таки витязи совсем по-другому встречают смерть. Для них она не конец жизни, а начало новой, совсем не похожей на прежнюю, хотя намеренно желать перейти Калинов мост никто не станет, ибо негоже человеку отказываться от дарованного богами.
***
Солнце находилось в зените, когда костер наконец догорел и, закопав пепел, Яромир с Терном отправились дальше. Тропа все так же круто поднималась по пригорку, а потом скатывалась к оврагам, каким здесь было великое множество.
- Дома уж купальские ночи празднуют, - на ходу сказал, словно самому себе, Яромир, перешагивая через подвернувшегося под ноги ежа. Ежик, фыркнув, засеменил подальше от людей. - Хороводы водят, через костры скачут.
- Ну, уж мы-то на костры насмотрелись, - проворчал Терн, стараясь смотреть под ноги. - Да и без хороводов хорошо.
- Не скажи, - глаза у Яромира загорелись шальной искоркой. - Веселее Купала праздника еще не придумали.
Лесное перешептывание вдруг разрезало конское ржание, казавшееся в этом месте чужеродным. И Яромир, и Терн замолчали, прислушиваясь. За одним звуком последовал другой - теперь, пока лошадь давала своему хозяину понять, что чем-то недовольна, человек пытался ее успокоить. Плеть засвистела, с визгом рассекая воздух.
Наконец на тропу вышли виновники шума: высокий человек вел в поводу крапчатую лошадь, не переставая ругать ее последними словами. Для жителя какой-нибудь отдаленной деревеньки эта пара стала бы сродни скоморохам, редко забредающим в такие края: и кобыла, и ее хозяин вместе составляли увлекательное зрелище.
Одет человек был и не как местный, и не как чужеземец: в тонкой кольчуге, сверху прикрываемой плащом, но в обыкновенной шапке необыкновенного пурпурного цвета. Главным его достоинством можно было назвать густые усы на манер тех, что так часто встречались у стрельцов. Он хромал на одну ногу, но видно было, что такое состояние ему непривычно.
Лошадь казалась чудной не только из-за своего необычного окраса, но и из-за поклажи, которую ей взвалили на спину: медные кувшины с вытянутыми носиками, котомки, из которых видны были края разноцветных шелковых платков, привязанные к седлу заячьи шкурки.
Незнакомец, завидев Терна с Яромиром, резко замолк и остановился, но только на мгновение. Уже через минуту он, дружелюбно улыбаясь, зашагал им навстречу.
- Мир тебе по дороге, - поприветствовал его Яромир, не дожидаясь, пока незнакомец подойдет к ним вплотную.
- И вам не хворать, - голос у путника оказался хриплым и низким, словно он еще не оправился после зимней простуды. - Кто такие и куда путь держите?
По спине у Терна пробежали мурашки: от слов, от голоса, их произносившего, от человека, чей язык их сказал. Незнакомец излучал грубую силу, простую, но отнюдь не бесхитростную, а травники никогда не любили тех, от кого не знаешь, что ждать.
- Мы... из Змеиных горок в Калинов град идем, к родне погостить, - неуверенно ответил Яромир, оглядываясь на Терна - верно, мол, говорю?
Незнакомец ухмыльнулся, обнажив заостренные, словно клыки, зубы, и тягуче сказал:
- Если с именами да прозваньями не соврете, глядишь, я вам и поверю. А с остальным - пускай тайной останется. Ну, так как? - заметив, что Терн с Яромиром переглядываются, добавил незнакомец. - Будем знакомы?
Вздохнув так, как обычно вздыхает поверженный воевода, слушая рассказ о битве, в которой он потерпел поражение, Яромир назвал их имена:
- Я Яромир, - дальше последовал взмах рукой в нужном направлении, - а это Терн.
- А ты-то кем будешь? - не вытерпел Терн, которого уж несколько минут подмывало узнать, кто таков этот незнакомец.
Лошадь в этот момент взбрыкнула, и незнакомец, не глядя натянув поводу, ответил:
- Я-то кем буду? - снова сверкнули белоснежные зубы. - Я Дивий, наемником с купцом Забавом здесь проходил, да кобыла понесла, с дороги сбился.
Он провел пальцами по усам, густым, с сединой, хотя на вид ему было не больше четырех десятков зим, и сдвинул шапку на затылок.