звонкий девичий смех. - У-у-у, ведьмы! - бородач погрозил хохотушкам кулаком, но довольно и даже с особой гордостью сказал витязям: - Дочери мои, все шесть. Красавицы, верно? Ряпко, заглядевшийся на черноволосую девицу в зеленом сарафане, кивнул чуть запоздало, но гостя это вовсе не обидело, а наоборот, развеселило. - Бери девку, молодец, коли по нраву! Это третья моя, Бажена. За такого статного витязя отдам - не пожалею. Бородач, видимо, столкнулся с основной проблемой отцов молодых девиц - с замужеством. Пристроить же надобно, чтобы не висела мертвым грузом на шее. А когда и дочерей у тебя шесть, так проблем еще больше - попробуй-ка найди женихов на всю ораву! Вот и цеплялся он за каждого, кто взгляд на какой из его девиц задержит. Ряпко сразу же покраснел, стряхнул руку гостя, которую тот успел положить ему на плечо, да только хуже сделал: девицы захохотали, та, что приглянулась ему, стыдливо глаза спрятала, а отец их теперь улыбался во все тридцать два зуба. Напарник-караульный тоже не спускал ухмылку с лица. - Сколько дочери-то? - в шутку спросил Яромир, стараясь отвлечь всеобщее внимание от Ряпко. - А то может и замуж еще нельзя, негоже витязю ждать. Лет с девятнадцать назад собрались все Яриловы витязи в Священной Дубраве, и порешили, что замуж девок отдавать надо только с шестнадцати, а лучше с восемнадцати лет. Так и у родителей пристроить их времени больше, и невеста такая уже всему обучена, мастерицей себя проявила, да в возраст вошла. Живут теперь больше, чем предки их жили, так что и торопиться сильно не надо. Мать Яромира, одна из последних «ранних» невест, подталкивала своего мужа к такому закону, да не просто так. Не хотелось Лебеди в тринадцать замуж идти, да жили родители небогато, и если брали, надо было соглашаться. С ее легкой руки и перевелись в Священной Дубраве совсем молоденькие невесты. Гость стушевался, и от бороды его - чудо чудное! - вверх, к носу, пополз яркий румянец. - Семнадцать годочков, молодец, на Яблочный спас осьмнадцать стукнет, в возраст войдет девка. Гляди, уведут! - и, шутливо погрозив Ряпко пальцем, бородач вернулся к повозке. Когда телега проезжала мимо караульных, Ряпко вдруг вздрогнул и отшатнулся. Не успели скрыться из виду бородач с дочерьми, как он поднял повыше кулак и разжал руку. На ладони у него оказалась изумрудного цвета ленточка. Ряпко ошалело поглядел вслед повозке - маленькая ручка, обтянутая изумрудной тканью рукава, взметнулась и помахала ему. На одной из тугих Бажениных кос не хватало зеленой ленточки. Пока второй караульный ушел записывать имя и прозванье прибывшего, Яромир подошел к Ряпко, заметил ленточку и сразу все понял. - Ты, приятель, времени на пиру не теряй. Глядишь, папаша девице другого женишка найдет. - Он задумчиво глянул на ленточку и многозначительно добавил: - Сама-то она от тебя не убежит. Ряпко долго бы еще стоял, застыв на манер соляного столба, но вдалеке показалась еще одна повозка - не так сильно потрепанная временем и судьбой, как прошлая, но все же видавшая виды. Сверху, наподобие палантина, растянули на четырех шестах кусок холста для защиты от дождя. Запряженный ослик каждый шаг отмечал перезвоном бронзовых колокольчиков, привязанных к хомуту. Повозка подъехала к воротам, и веселый звон колокольчиков прекратился. Невысокая полная женщина, при ходьбе перекатываясь как румяный колобок, направилась к караульным. Одета она была в пеструю поневу, сотканную из ниток всевозможных цветов, белую расшитую рубаху, а крупные браслеты на руках позвякивали как колокольчики на хомуте у ослика. - Мир по дороге, витязи Яриловы! - голос у нее оказался низким и звучным. - Запишите: «Прибыла Голуба с семьею, вдова Славомирова». - Того самого? - ахнул второй караульный и бросился помогать трем Голубиным ребятишкам, пытающимся самостоятельно выбраться из повозки. Голуба нахохлилась как курица-наседка, польщенная таким бережным отношением к своему потомству, и с особым удовольствием заявила: - Да, того самого. И ребятишки его, сокола ясного. Яромир с интересом глядел на Голубу и ее детей. Ему невольно вспомнился Славомир, витязь, погибший лет с пять назад. Смерть добралась до него во время схватки с водяным, который несколько месяцев подряд затаскивал ребятишек в свой омут. От нечистого-то Славомир избавился, только он так много наглотался ядовитый тины, что захворал и умер на третьи сутки. Вроде бы и не особый подвиг, чтобы звать его «тем самым», но витязи, как и все вокруг, за сто последних лет сильно измельчали. Не так много велось ныне войн, врагов из-за моря не предвиделось, да и нечисть, напуганная стремительным прогрессом, пряталась по темным закоулкам. Великих героев, о которых слагали песни и сказы, больше не было, так что и Славомир казался богатырем. Второй караульный, на руках спустив ребятишек, подвел их к матери: - Дальше, извините уж, пешком. Голуба согласно кивнула, сделав такое выражение лица, будто все правила и уставы знакомы ей не понаслышке: - Понимаю, порядок такой. Дети! И круглая, как колобок, женщина повела своих детей по улицам Священной Дубравы. Ослик засеменил вслед за ними. Повозки стали прибывать чаще: молодая княжна из Степного Гая в сопровождении трех нянюшек, скоморохи и танцовщицы, после следовали купцы. Яромир никак не желал уходить от ворот, хотя у него были и другие дела. Разномастные повозки с их хозяевами просто зачаровали его - никогда столько народу не появлялось в Дубраве. Последним прибыл князь со Змеиных горок вместе с сыновьями. Их у него было двое - рослых и крепких, как молодые дубки - поэтому Ряпко, заметив в повозке третьего человека, который неподвижно лежал под старым плащом, спросил у князя, кто это. - А, поймали с утра у дороги, - махнул рукой князь. - По тропинке от Дубравы шел, озирался, заяц. Вот и доозирался - вам привезли, лазутчика, - и князь захохотал, а вслед за ним загоготали два его сына. Ряпко кивком головы подозвал Яромира, мол, ты царевиц и великий князь, тебе и решать, что с этим самоуправством делать - хвалить за него, али бранить. Яромир давно догадался, кого приняли за лазутчика. Сердце у него опять опустилось в брюшину и гулко забилось, грозясь прорвать кожу. Он на негнущихся ногах подошел к повозке, при этом стараясь сохранить равнодушное выражение лица, и резко сдернул плащ. Так и есть: пойманный вчера Лихим травник Терн, тяжело дыша, лежал на животе в полуобморочном состоянии. Тут и там виднелись кровоподтеки, а под правым глазом красовался фингал. Яромир пригляделся - вся шея Терна была перепачкана грязью, так что знак травников оказался неразличимым. Неизвестно только, сам ли предусмотрительный Терн замазал татуировку, или произошло это случайно во время драки. Нужно было действовать быстро и уверенно, а еще - надеяться на лучшее. Яромир нахмурил брови и грозно посмотрел на сыновей князя: - И кто из вас его так отделал? Те сразу сообразили, что хвалить их не будут, а потому отвечать не стали, только опустили глаза. На губах у них появились злые усмешки - командуй, княже, нам ни холодно, ни жарко. Посмотрим, кто еще главным будет, ты или мы. Не нужно уметь читать мысли, чтобы понять, насколько пренебрежительно относятся к нему сыновья князя Змеиных горок, а может, и сам князь вместе с ними. Он для них не более зарвавшегося щенка с владетельным отцом, который неизвестно, будет ли еще править. Даже если царь решит именно его сделать своим наследником, никто и слушать не станет - займет трон более уважаемый и сильный кандидат, хоть тот же князь Змеиных горок. - Вы чуть не до смерти избили слугу с царской кухни, - Яромир повернулся к князю и заговорил с ним как с обвиняемым. - Ваше счастье, что он жив, потому как царь-батюшка не любит, когда глумятся над его слугами. И не оправдывайтесь. Он обернулся к Ряпко и уже мягче сказал: - Помоги мне отнести его к Щуку - тебя кто-нибудь подменит, надолго не задержим. А вы, - обратился он к князю и его детям, - ступайте в горницу, на первый раз вам прощается ваш низкий поступок. Терна осторожно перенесли на специально расстеленный на земле плащ, гораздо крепче и лучше того, каким его прикрыли князья Змеиных горок, и осторожно понесли к небольшому дому, стоявшему на отшибе. Это и была изба Щука. Щук в Священной Дубраве занимал много должностей: царский советник, лекарь и ученый, он также в свое время стал воспитателем царского сына, что давалось ему труднее всего. Яромир с детства не любил правил и больше тяготел к шуткам и проказам, чем к учению, но и здесь Щуку удалось добиться хороших результатов. Никто точно не знал, кто он и как появился в Дубраве, но многие поговаривали, будто он леший. Обычно жил он в выделенной ему горнице в царском тереме, но из-за наплыва гостей, слишком шумных и назойливых для него, временно переселился в эту избушку, до этого использующуюся в качестве кладовой. Щук гостей не ожидал: дверь отпирал он на удивление медленно, сопровождая все свои действия громким ворчаньем, чтобы потревожившие его слышали, как сильно им не рады. Но когда он наконец открыл дверь, Терн вдруг застонал. - Заносите быстрее, - скомандовал Щук, отходя в сторону, чтобы дать витязям дорогу. У маленького окошка стоял небольшой диванчик - Щук тяготел к современным удобствам - и именно на него уложили тихо постанывающего Терна. Пока Щук искал что-то внутри резного шкафчика, Ряпко спросил, можно ли ему идти на пост и, получив утвердительный ответ, тихо покинул избу. Тем врем