Эльфиня шла на поправку стремительно, к вечеру следующего дня она уже сама садилась и вставала, а через день попросила Халлека вывести её на солнце. Устроившись на удобной скамье рядом с крыльцом, они долго сидели так, молча, взяв друг друга за руки. Врач, вышедшая загнать Сейду, остановилась в дверях и подумала: "Ну точно кот с кошкой на тёплой крыше". Только она хотела открыть рот, как Сейда открыла глаза и повернула голову.
— Иду, Гиллиана. Я знаю, что сегодня ещё рано, но такой хороший день. Завтра, надеюсь, мы сможем уехать?
— Да, если Халлек обязуется хранить тебя, — врач улыбнулась одними уголками губ.
— Он в основном только этим и занимается.
— Тогда я спокойна. Но сегодня тебе пора укладываться.
— Слушаюсь, — вздохнула Сейда и встала, опираясь на руку Халлека.
— А тебе, мальчик мой, тоже не мешает заглянуть. Пора проверить твои продырявленные ноги.
Торсон, отведя эльфиню, пошёл в основное здание лазарета. Уж кого-кого, а людей, от которых зачастую зависела жизнь, в Нордхейме, при всём природном здоровье его обитателей, слушались даже седые воины. Гиллиана, удостоверившись, что организм молодого северянина успешно заживляет раны от клювов нытиков, поменяла тампоны с успокаивающей мазью и выдворила его колоть дрова для кухни. Мужчины из охранной полусотни обычно делали это по очереди, но сегодня в гарнизоне не было ни одного свободного разъезда, а назначенным дневальным устав не позволял отлучаться из казармы.
Но на следующий день Гиллиана, осмотрев Сейду, покачала головой и оставила её ещё на ночь. Свирепый, полыхнувший ледяным пламенем взгляд нордхеймца она перенесла, не отведя глаз, и Халлек ещё больше зауважал эту женщину. Она, со свойственной ей обстоятельностью объяснила отказ.
— Сейда уже сегодня могла бы ехать верхом. Но она быстро устанет. Я приготовила ей на ночь много питья и травяной порошок, чтобы почки работали лучше. Поверь, от этой задержки вы только выиграете во времени. Будешь рядом с ней, пять раз в день давай ей по кружке, разводя пакетик. И утром можете отправляться куда вам надо. В Снежнобарске зайдёте к Алоису Лысому, его там все знают. Он даст вам кое-что полезное, заодно передашь ему результаты моих опытов, — Гиллиана извлекла из стола тоненькую тетрадь.
— Сделаю, — кивнул Халлек. — И благодарю за то, что ты с нами возишься. — Работа у меня такая, — она повела тонкими густыми бровями.
Со стороны дороги послышался топот, Гиллиана подошла к окну.
— Два разъезда. Похоже, есть раненые.
Халлек вышел вслед за ней, увидел, как соратники осторожно снимают межконные носилки и помогают спуститься на землю другому воину. Не тратя время на приветствия, старшина одного разъезда, подбежав к Гиллиане, доложил:
— У Лотара сломана рука и лёгкая рана в… задницу, короче; у Ивьена сквозное в лёгкие, стрела застряла между рёбрами.
— Первого в палату, подождёт, а Ивьена в белый зал. Халлек, проверь кипятильник, — повернулась она к нордхеймцу. — Принеси из моего кабинета, из второго шкафа, настой ночелиста в среднем флаконе. Потом вымоешь руки и будешь помогать мне.
Из белого зала, называемого так за стены и пол, выложенные ослепительно белым полированным камнем, Халлек вышел к вечеру. Нет, конечно, он умел вправлять сломанные кости и выбитые пальцы, останавливать кровь и, пожалуй, смог бы уверенно принять роды. Но труд Гиллианы в Весталии был возведён в ранг искусства, граничащего с волшебством. Он видел в её кабинете большие рисунки, наглядно показывающие устройство человеческого тела и отдельных его органов; а толстых книг с названиями вроде "Некоторые вопросы воздействия на сознание однолетних трав рода камнекорневых" или "Исследования сравнительных сечений суставов" насчитывалось сотни полторы. В общем, оба воина находились под надёжным присмотром. Даже Ивьен имел все шансы через месяц-другой вернуться к обычной службе.
Остаток дня и ночь Халлек провёл с Сейдой, выполняя указания Гиллианы. Утром они продолжили свой путь к столице Озёрного Края, что стояла на берегу реки Мирной неподалёку от места, где озёра и озерки выпускали воды в единое русло. Чем дальше, тем более явными становились признаки проникновения Империи в Пограничье. На следующей заставе, куда они приехали во второй половине дня, уже строилось здании почтовой службы. Но останавливаться не стали, только показали дежурному свою подорожную, когда он поинтересовался их личностями. Служака преисполнился рвения и посоветовал заночевать вёрст через пятнадцать, на хуторе у его дальнего родственника Дариона.
— Однако, печать Четвёртого отдела внушает, — заметил Халлек, когда они покинули заставу.
— Ещё бы. Знаешь, почему у Тайной Канцелярии такой знак?
— Нет конечно.
— Череп с изумрудными глазницами означает, на свой лад, единство смерти и жизни. Культура Весталии в своё время много восприняла от эльфов, и зелёный — цвет жизни. Меч определяет власть, способную и править и карать. А то, что меч находится за черепом, указывает на подвластность любого правителя единству смерти и жизни. В некотором роде, это символ равновесия, и Тайная Канцелярия в своей сути отвечает именно за него. Ты же понимаешь разницу между обычной, житейской справедливостью и истинным равновесием?
— Разумеется, — серьёзно качнул головой Халлек. — Не может человек, всю жизнь проживший не покидая своего города или округа, верно рассудить события, произошедшие за тридевять земель, в неведомой ему обстановке.
— Верно. Поэтому решения ответственных сотрудников Канцелярии далеко не всегда понятны простым людям, они часто имеют целью время, отстоящее на годы вперёд.
— А ты-то откуда знаешь об этом?
— Я как-то водила знакомство с одним парнем, из Первого отдела. Они занимаются расчётом тех или иных вероятностей разных событий. Называются аналитиками. Тяжёлая работа, требующая в первую очередь беспристрастности суждений.
— Разведка будущего, — протянул Халлек.
— Именно так. И при этом никакого звездочётства и магии. Исключительно эта, как её, математика.
— И как, получается?
— А как ты думаешь, почему Весталия так рванулась вперёд, начиная с правления батюшки нынешнего императора? Барнабас I был кем угодно, но не идиотом. Он создал Тайную канцелярию как службу аналитической разведки, это потом она приросла отделами, когда показала свою дееспособность и пользу.
Халлек задумался, почему-то вспомнив слова Свальбарда во время ночного разговора в степи. И понял, что обычай отправлять совершеннолетних юношей и девушек в дальние страны имеет не только непосредственное значение проверить закалку духа и тела. Но вот использовать с наибольшей пользой итоги таких странствий пока никто у них не додумался. Нордхеймец сделал в памяти узелок.
От заставы до Снежнобарска они ехали не торопясь и вечером второго дня пути добрались до дальних пригородов. Сам город раскинулся в широкой речной долине, где протекал правый приток Мирной, а юго-западнее мерцали многочисленные озёра, озерца и прудки. На северо-восточном склоне долины, куда вывела путников дорога, раскинулись ухоженные виллы богатых горожан. Но Снежнобарск, несмотря на давний статус номинальной столицы Озёрного Края, оставался приграничным городом, и потому из-за каждого забора на Халлека и Сейду молчаливо щерились огромные псы местной породы. Они не рычали и тем более не лаяли. Просто провожали их настороженными умными взглядами.
— Лучше бы гавкнули, — поёжилась Сейда, глядя с высоты седла на ухоженных, палевых с белым, сторожей. — Жутко.
Торсон кивнул.
— У нас такие же собаки. На них можно и дом оставить, и детей. Как нянька будут. На них малышня верхом ездит. А кто чужой сунется, вмиг разорвут. Тоже молча. Случай был, у соседей. Пришлый залез к ним, вор. Не знал о повадках этой породы. Пёс его в дом-то пустил, спокойно смотрел как он добро ценное собирает, складывает… а вот как тот к порогу, лёг поперёк и зубы показал. Так и взяли, обмочившегося.