— Занятно. Выходит, у вас все время правят женщины?
— Какой мудрый мир! — Наки одобрительно фыркнула в свою тарелку, наполняя ее чем-то белым, сладким и рассыпчатым. — Я давно подозревала, что мир не может быть идеальным, если им правят мужчины. Они не способны созидать и беречь, их цель — разрушение, вечное и бессмысленное.
— Нет, почему же? — рассмеялась Уни. — У нас бывают и принцы. Это не важно. Владыкой становится самый достойный, а пол его значения не имеет. А таких мужчин, о которых ты говоришь, Наки, здесь нет.
— Не может быть! — не поверила девочка.
— Может, может. Вот поживешь здесь подольше и сама в этом убедишься!
Они еще долго беседовали, попутно поглощая еду — густые свежие сливки, незнакомые овощи или фрукты (по вкусу невозможно было определить точно), фигурки из разноцветного мягкого сахара. Дийк и Наки узнали, что Дилль — и город, и страна. За его пределами люди не живут, там обитают только текры (произнося это слово, девушка скривилась). Но на вопрос, кто или что это, отчего-то не ответила. За каменной стеной, которой обнесен город, тянется бескрайняя пустыня. В ней почти нет воды, очень мало растений, и земля практически мертвая. Когда-то, до Королевы весь край был почти таким же. Землепашцы воевали друг с другом за лучший клочок земли, а пастухи — за пастбища для скота. Жизнь была безрадостной и тяжелой — люди лишь беспрестанно трудились, чтобы хоть как-то прокормить себя и детей, да то и дело дрались друг с другом. Но пришла Королева, и все изменилось. Она отделила людей от текров. Люди построили стену, разделившую Город и пустыню. Труд стал в радость — и все вокруг расцвело. Искусство стало одним из главных занятий, а красота и гармония — основными принципами устройства жизни.
Когда Дийк поинтересовался, отчего все жители носят только сиреневые одежды, Уни поведала, что это был любимый цвет Королевы. Таким образом они чтут ее память и отдают ей дань уважения.
Перепробовав всё выставленное на столе, Наки принялась отчаянно зевать, и хозяйка с ласковой улыбкой проводила ее в соседнюю комнату. Девочка упрямилась и упиралась — но больше по привычке, и усталость взяла свое. Гоа занял обычное место, свернувшись у нее в ногах, и промир в очередной раз подумал, что девчонка основательно разбаловала его зверя.
Наки заснула мгновенно, зверь тоже (мелодичный свист практически сразу перешел в сопение), а Дийк и Уни продолжили беседу.
В какой-то момент промир почувствовал, что не может оторвать взгляда от милого лица хозяйки. Он понял, что безумно устал от своих странствий и хочет остаться здесь — чтобы перебирать пальцами волосы цвета меда, ощущая исходящий от них смешанный аромат травы, молока и сладостей. Уни смеялась, даже когда он целовал ее, и солнечные зайчики ее смеха перебегали по стенам и потолку, теплым потоком омывая душу…
— Нет-нет! — мягко высвободилась она, когда Дийк хотел взять ее на руки и отнести на ложе.
— Но почему? У тебя есть жених? Ты кого-то любишь?..
— Нет — в смысле, не сейчас. Чуть позже. Когда ты станешь человеком! — Нежной улыбкой Уни смягчила свой отказ. — Это будет, мой милый, это обязательно будет!
— Но я и так человек, — растерялся Дийк.
— Еще нет… — ласково пропела она и, поцеловав на прощанье в недоумевающий левый глаз, выскользнула из комнаты.
Проснулся он поздно. Уни, напевая, занималась хозяйственными делами где-то за стеной. Дийк прислушался к ее голосу, размышляя о том, что казавшееся вчера дивной сказкой сегодня обрело послевкусие — непонятное, странное, не дающее полностью расслабиться и отдаться нежности и красоте этого мира. Так, как делала Наки, чей звонкий хохот доносился со двора. Никогда прежде на его памяти не была она такой раскованной и счастливой. Отчего же он не может чувствовать себя так же? Что мешает ему наслаждаться — неужто последняя фраза Уни перед ее уходом?..
Промир постарался отогнать тревожные мысли и сладко потянулся, зевнув с подвыванием. Услышав, что он проснулся, Уни влетела в комнату, присела на кровать и легким поцелуем коснулась припухшей от долгого сна щеки.
— Вставай, лежебока! Ты проспал завтрак. Но ничего страшного: Принцесса тебя накормит. Она уже ждет тебя. Наки, наверное, брать с собой не стоит: она разыгралась с соседскими детьми и собирается прогуляться с ними до озера. Думаю, это ей интереснее — она ведь совсем ребенок.
— А где твои родители, Уни?
Дийк одевался неспешно — ему нравилось никуда не торопиться. Даже если его ожидает сама Принцесса, это еще не повод суетиться и портить себе те утренние мгновения, когда тело уже бодрствует, а душа наполовину спит, и от этого все вокруг кажется слегка размытым и бесформенным.
— Они устали и ушли. У нас все так поступают: как только начинают чувствовать, что жизнь не приносит больше радости, а только утомляет — уходят.
— Куда?
— Не знаю. Но когда придет время, и я пойму, что мне пора, я уже буду знать, куда идти.
— Ты не скучаешь по ним? Не грустишь?
— Скучать? Грустить? — Девушка нахмурилась. — Я не знаю таких слов. Что они обозначают? Это слова из твоего мира?
Дийк промолчал, потрясенный. Он не представлял, как объяснить эти понятия тому, кто ничего о них не знает. Да и возможно ли вообще такое?..
— Уни, а ты знаешь, что такое боль? — спросил он после паузы. — Это слово тебе знакомо?
— Конечно! — Девушка облегченно рассмеялась. — Когда я вчера крошила к обеду овощи, порезала руку, и мне было больно. Правда, недолго: я помазала ее мазью, и рука перестала болеть.
— А ты знаешь, что такое душевная боль?
— Странный ты! Как может душа болеть? Ведь ее нельзя ни порезать, ни обжечь. Такого не бывает.
— Понятно…
Дийк почувствовал неизъяснимый страх, почти ужас. И пугало его не что-нибудь, а смеющаяся девушка с милым и добрым лицом.
— Вопросов больше не имею. Что ж, нельзя заставлять Принцессу ждать — я готов. Можем отправляться во дворец. Или в замок.
— Глупый, никуда отправляться не надо. Проходы во дворец есть в каждом доме.
Уни повела его за собой на второй этаж. В совершенно пустой комнате стояло большое зеркало. Над ним — портрет в полный рост женщины зрелых лет в строгом темно-лиловом платье. Лицо ее было добрым и задумчивым, а над высоким лбом блестела маленькая серебряная корона.
Девушка провела ладонью по зеркальной поверхности, и она пошла рябью, а потом и вовсе пропала, явив взору другое помещение. Статная и величественная госпожа с седыми волосами, поднятыми в высокую прическу, ждала его по ту сторону рамы.
— Иди! — Уни слегка подтолкнула его в спину. — Я тебя здесь подожду. Когда захочешь вернуться, попроси Принцессу, и она покажет, как попасть обратно.
Дийк шагнул вперед.
Принцесса приглашающим жестом показала на кресло напротив себя.
— Приветствую вас, странник. Уни сказала мне, что у вас есть вопросы.
— Да, вчера было несколько, а сегодня с утра нарисовалась еще парочка.
Промир знал за собой одну особенность: чем выше титул его собеседника, тем сильнее он начинает… нет, не дерзить, но говорить независимо и раскованно. То была своего рода защита от блеска и мишуры сильных мира сего, от их возможных посягательств на его драгоценную свободу. Вот и сейчас он ответил нарочито небрежно, с насмешливой улыбкой.
Принцесса никак не выразила неудовольствия его тоном, напротив, улыбнулась в ответ, и совсем без иронии. На щеках ее обозначились такие же ямочки, что и у Уни. И выражением лица она напоминала его милую хозяйку, хотя была старше той лет на тридцать.
На стене, как и в доме Уни, висел большой портрет Королевы. Сравнивая двух правительниц — бывшую и настоящую, Дийк отметил, что кроме цвета одежды у них не было ничего общего. Круглые глаза Принцессы лучились легкомысленным весельем. Важной и величественной она могла показаться лишь в первый момент. Пожилая девочка — такое определение хотелось ей дать. Даже высокая прическа серебристых волос, как оказалось при ближайшем рассмотрении, венчалась вовсе не короной, но двумя розовато-лиловыми бантиками.