Подойдя к болоту, узрела легкую рябь. Потрогала мыском туфли влажную, от нажима проваливающуюся, поросшую яркой зеленью кочку.
«Да! Здесь!» – и кивнула, сама с собой соглашаясь.
Теперь главное дождаться. Огляделась, заприметила неподалеку возвышающийся стан древа-великана. Возносила высоченная сосна свою крону почти в самое небо. Ствол его уходил тугими, узловатыми корнями держась за сыру землю. Подошла ближе, да прижавшись спиной к могучему стволу села выбрав выступающий из земли корень посуше. Да и прикрыла глаза.
Сквозь ткань легкого летнего платьица она чувствовала грубую, корявую кожу поскрипывающей сосны. Уже легкий сон стал одолевать, да всякие необычные картинки видеться, как заново скрутило тонкое девичье тело. Сначала из горла выбивались лишь хрипы, затем толчками, разрывая все внутренности, стал вырываться кашель. Как только все закончилось, забылась тяжелым сном.
Разлепила глаза. «Странно, темно», – мышью мелькнула мысль в голове. Огляделась. Действительно темно. «Хоть немножко света, бы», – мысленно взмолилась она. И тут вдруг сверху, сквозь листву ее осветил лучик. Она подняла голову. Темные облака расплывались, открывая бледно светящийся блин луны. «Полнолуние», – лениво проплыла мысль в мозгу. Огляделась вокруг, свет лился тусклый, но четко освещалась дорожка к болотам. Еще немного она посмотрела на небесное светило и внутренне приказала себе: «Все, хватит сидеть, пора совершить задуманное». Поднялась и пошла по освещаемой луной дорожке.
Коснулась мыском туфли мягкой кочки. «Похоже, та же самая», – мелькнуло в голове. И внутренне стала настраиваться.
– Матушка! Тятюшка! Баба! Дед! – тихо шептала как заклинание она, роняя слезы. Внутренне настраивая себя на страшное. И набравшись храбрости выкрикнула:
– Богиня Морена! Забери меня!
Только хотела, закрыв глаза шагнуть в самую топь, как над болотом стало подниматься темное марево. Легкая рябь сгущалась, плотнела. По легким контурам перед ней появилась сначала матушка, потом тятенька, а за ними и баба с дедом. Онемев от неожиданности, она вздохнуть побоялась.
– Что же ты доченька моя удумала? – вопрошает ее матушкин ореол.
– Куда ты девка собралась? – слышит в своей голове скрипучий бабкин голос.
И тени деда с тятюшкой только досадливо качают головами.
– Что мне делать? Мне без вас жизнь не мила! – только и смогла она прошептать.
Расплылись фигуры родных ей людей, да вдруг как вспыхнет болото зеленым светом, как разверзнется земля влажная. И появилась из ее недр фигура женская.
Распахнулись глаза от удивления, да оглядывают явившуюся деву невиданной красы: кожа бела, что твой снег, волосы черны, что крыло ворона, губы алее зари утренней, брови, что темный соболь. И светится изнутри красотой своей.
«Ах, такой бы стать!» – восхитилась она.
– Чего пялишься? – сверкнув глазами, поведя плечами, вопрошает дива.
– Красивая очень, – честно, как матушка учила, отвечает опешившая девица.
– Знамо дело! – усмехнулась высокомерно, да и вдруг совсем рядом оказалась.
Стоило только руку протянуть да коснуться ее. Только в глазах столько презрения и надменности, что рука не поднялась потрогать.
– Глупое дело ты задумала, да плохое – душу свою задаром отдать! Но я помогу тебе! Быть теперь тебе моей прислужницей, девкой на поручениях. Будешь исполнять мои веления исправно и в срок, – не терпящим возражений голосом сказала красавица испуганной девушке.
– Что делать то надо? – пролепетала она, понимая, что деваться ей теперича некуда.
А Дева только плечом презрительно повела, да губы свои алые поджала.
И со всей силы ткнув руками в грудь, толкнула девушку в самую трясину.
А та только и успела взмахнуть руками, да не помогло это. Улетела в болото плашмя.
От страха закрыла глаза. И приготовилась, что жижа болотная поглотит ее. И внутренне сжалась, ожидая удара.
Тут ей подумалось, что падает она уж очень долго. Боязливо приоткрыла глаз – а она стоит. Рядом та же дева. Огляделась вокруг.
Изба, как изба, разве, что просторная, да только без окон. И стол большой, и лавки подле стены, и печка в пол горницы.
Огляделась девица, да не успела как следует осмотреться. Снова скрутило ее, словно куклеху тряпичную, да горящих углей сыпанули в горло. Упала на колени, да пыталась откашляться. Только отступил кашель, как взмолилась она:
– Богиня Морена! Матушка! Нави властительница, темного мира повелительница! Молю-умоляю, сними с меня сестриц своих лихоманок, да трясовиц.
Дернула подбородком красавица, губу прикусила, а потом своим прекрасным голосом, будто пропела: