Нужную поляну Влад нашел сразу. Волков на ней не было, только филин на высокой ветке сидел и пристально всматривался в спящую красавицу. Стоило Владу на землю опуститься, уже человеком, бесшумно сорвался филин в ночь и улетел, не угукнув даже.
Холодно в лесу в предзимние ночи, да чародеям-оборотням стужа не страшна. Скинул Влад мглистый плащ, сам собой плечи укрывший, когда вновь человеческий облик принял, укутал Забаву; по лесу походил недалече, хворосту собрал; как только сложил ветки шалашиком, огонь самочинно вспыхнул и весело заплясал-затрещал, поляну озаряя. Влад устроился с другой стороны костра, подальше от спящей Забавы; думал, глаз не сомкнет после произошедшего, а под утро сон сам навалился и был он странным, чтоб не сказать более. В нем видел Влад себя с мечом в руке, сражающимся против змея крылатого, огненного, чем-то напоминающего Змея Горыныча. И точно знал, что бьется он за Кощея, которого непременно надо выручить. Во сне обида, ему нанесенная, не забылась, но стала совершенно неважной.
— Влад!
Очнулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо…
Не кто-то, впрочем, а сама Забава Путятична.
— Ты кричал во сне.
— Прости, не хотел будить тебя, — проронил он, сел и по сторонам огляделся.
Солнце уже высоко стояло. Под утро снег выпал и устилал теперь поляну ясным серебром. Костер весело трещал и жарил по-прежнему, хотя никто не подкармливал его хворостом.
— Не за что прощать, Влад, освободитель мой! — воскликнула Забава, вдруг на шею кинувшись. Влад аж опешил от слов ее и действий, а девица продолжала: — Победил злодея проклятого, теперь я вся твоя буду, любый мой, и дядюшка не указ, поскольку по праву и делу ты меня у Кощея добыл из полона!
— Постой, Забава! — попытался вразумить ее Влад. Потянулся он белы руки отстранить, да куда там! Накрепко вцепилась в него княжеская племянница, прилипла, словно банный лист к телу. — Стой же!
В народе говорили, неверно это — девиц обманывать. Дружинники же княжеские врали на свой манер: нехорошо девицам отказывать. Быть может, учитывая, как скоро он из Нави улетел и чего надумал, стоило поддаться, согласиться, не вырываться, а целовать уста сахарные. Возможно, Влад и смирился бы, пошел с Забавой, сел в Киеве-граде боярином, но всю душу сон разбередил.
Плох ли Кощей, хорош ли, пусть и злился Влад на него, а ничего, видно, не поделать — назад лететь надобно. Вот Забаву из лесу выведет и тотчас возвратится в Хрустальный замок. Никуда Кощей от него больше не денется.
— Что такое, лада моя? — Забава все же отстранилась, нахмурилась. — Чай, не люба я тебе? Неужто не хороша?
— Хороша, — честно признал Влад. — Да только не про меня. Не пара ворон голубице. Придет день, станешь ты княгиней.
— Стану обязательно! — воскликнула Забава. — С тобой ли, без… но лучше все же с тобой.
Влад головой покачал и ответил со всей возможной искренностью:
— Нет. Не бывать тому.
Забава отпрянула от него, вскочила, руки в бока уперла, ножкой топнула; на плащ, к ногам ее свалившийся, глянула, словно на змеюку подколодную. Впрочем, было с чего: у богатырей плащи сплошь алы, а у Влада — черный, будто мгла кромешная. Да и прочая одежда — из тканей заморских, дорогих, серебряной и золотой вышивкой украшенная — темнее ночи беззвездной.
Оглядела его Забава, фыркнула:
— И впрямь: Влад-Ворон! Недаром Златоуст дал тебе такое прозвание.
— Давно ли? — поинтересовался Влад.
— А с год где-то. Только так и кличет за глаза.
Задумался Влад, нахмурился. Непрост оказался волхв княжий: видать, почувствовал многое, силу прибывающую в том числе.
— Ты, Забава, на меня не серчай, — молвил он примирительно, — а только шел я за тобой, выполняя наказ княжий, моя свобода — цена твоей. Как только доведу тебя до Киева, уйду. Не принадлежу я себе более.
Весь гнев с лица Забавы ушел.
— Неужто по дороге ты дал слово какой-нибудь чародейке?! — воскликнула она и всплеснула руками. — Признайся, она Кощея победить помогла? Ну так коли нелюба она тебе, слово за помощь выманила, то ничего оно и не значит.
— Это что же выходит, — нахмурился Влад, — я дал, я и обратно взял? Слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
— А монах святой иначе речет, — заспорила Забава. — Ты ведь меня выручить хотел. За ради этого можно и на обман пойти — Господь простит.