Прошла она недолго времени. И видит — стоит на поляне богатый двор. А во дворе терем: крыльцо резное, оконца узорчатые. У одного оконца сидит огневласая добротная, знатная хозяйка и смотрит на Настеньку: чего, дескать, ей надо.
Вспомнила Настенька: обуться ей теперь не во что, последнюю пару железных сапог износила, и еды не осталось последний железный хлеб она изглодала в дороге.
Сказала она черноокой и огневласой хозяйке:
— Здравствуй, хозяюшка! Не надо ли вам работницу за хлеб, за одёжу-обужу?
— Надобно, — отвечает хозяйка. — А умеешь ли ты печи топить, и воду носить, и обед стряпать?
— Я у батюшки без матушки жила. Я всё умею.
— А умеешь ты прясть, ткать и вышивать?
Вспомнила Настенька о подарках, что богини подарили.
— Умею, — говорит.
— Ступай тогда, — хозяйка говорит, — на кухню людскую.
Стала Настенька работать и служить на чужом богатом дворе. Руки у Настеньки честные, усердные — всякое дело ладится у ней.
Хозяйка глядит на Настеньку да радуется: не было ещё у неё такой услужливой, да доброй, да смышлёной работницы; и хлеб Настенька ест простой, запивает его квасом, а чаю не просит. Похвалилась хозяйка своей дочери:
— Смотри, — говорит, — работница какая у нас во дворе: покорная да умелая, и на лицо ласковая!
Посмотрела хозяйкина дочь на Настеньку.
— Фу! — говорит. — Пусть она ласковая, а я зато краше её, и я телом пышнее, и в волосах моих огонь переливается, а в её волосах лишь солома отражается!
Вечером, как управилась с хозяйскими работами, села Настенька прясть. Села она на лавку, достала серебряное донце и золотое веретёнце и прядёт. Прядёт она, из кудели нитка тянется. Нитка не простая, а золотая. Прядёт она, а сама глядит в серебряное донце, и чудится ей, что видит она там своего Ясна Сокола: смотрит он на неё, как живой на свете. Глядит Настенька на него и разговаривает с ним:
— Суженый мой, Соколичек, зачем ты оставил меня одну, плакать по тебе? Это на сестёр моих неразумных затмение нашло, что разлучили нас, кровь твою пролили.
А хозяйкина дочь вошла в ту пору в людскую, стоит поодаль, глядит и слушает.
— О ком ты горюешь, девица? — Спрашивает она. — И какая у тебя забава в руках?
Настенька говорит ей:
— Горюю я о своём суженом — Ясном Соколе. А это я нить пряду, полотенце Соколику буду вышивать. Было бы ему, чем поутру белое лицо утирать.
— А продай мне свою забаву! — говорит хозяйкина дочь. — Ан у меня-то муж мой, тоже Ясный Сокол, и я ему тоже нить спряду.
Посмотрела Настенька на хозяйкину черноокую дочь, остановила своё золотое веретенце и говорит:
— У меня забавы нету, у меня работа в руках. А серебряное донце золотое веретёнце не продаётся: мне добрая бабушка его подарила.
Обиделась хозяйкина дочь: не хотелось ей золотое веретёнце из рук своих выпускать.
— Если не продаётся, — говорит. — Давай тогда мену делать, я тебе тоже какую-нибудь вещь подарю.
— Подари, — сказала Настенька. — Дозволь мне на твоего мужа Ясна Сокола хоть раз одним глазком взглянуть! Может, он чем мне моего Соколика напомнит!
Хозяйская дочь подумала, встряхнула водопадом огненных волос и согласилась.
— Изволь, девица, — говорит. — Давай мне твою забаву.
Взяла она у Настеньки серебряное донце золотое веретёнце, а сама думает: «Покажу я ей мужа Ясна Сокола ненадолго, ничего с ним не станется. Дам ему сонного зелья, а через это золотое веретёнце мы с матушкой вовсе озолотимся!»
К ночи воротился из поднебесья Ясный Сокол; обратился он в доброго молодца и сел ужинать в семействе: тёща-хозяйка да Ясный Сокол с женою.
Хозяйская дочь велела позвать Настеньку: пусть она служит за столом и на Ясна Сокола глядит, как уговор был. Настенька явилась, служит она за столом, кушанья подаёт и с Ясна Сокола глаз не сводит. А Ясный Сокол сидит, словно нету его. Не узнал он Настеньки: истомилась она путём-дорогою, идучи к нему, и от печали по нему изменилась в лице, тут ещё и жена в питьё зелья разные добавила.
Отужинали хозяева, встал Ясный Сокол и пошёл спать в свою горницу.
Настенька и говорит тогда молодой огневласой хозяйке:
— Мух во дворе много летает. Пойду-ка я к Ясному Соколу в горницу, буду от него мух отгонять, чтоб спать ему не мешали.
— А пусть её идет! — сказала старая хозяйка.
Молодая хозяйка опять здесь подумала.
— Ан, нет, — говорит, — пусть обождёт.
А сама пошла вслед за мужем, дала ему на ночь сонного зелья выпить в питье и воротилась. «Может, — рассудила хозяйская дочь, — у работницы ещё какая забава на такую мену есть!»