X. О сердце во второй раз
Сказывают, что бабы хотят от своих мужиков всего, а мужики от баб – только одного. И порой это истинная правда, а порой – полная ерунда.
После той самой ночи Якуб боялся, что Мальва исчезнет. Исчезнет навсегда, оставив его с горсткой воспоминаний и голодом в сердце – таким голодом, который невозможно утолить. Или же случится что-то более неприятное: Мальва исчезнет и чарами так запутает мысли у него в голове, что он не вспомнит ее вовсе.
Но то, что произошло, оказалось намного хуже.
Накануне обжинок – праздника урожая – похолодало. Пошел дождь, и все вокруг пропиталось влагой. От леса тянуло плесенью и грибами. Кольман даже затопил печь, потому что у его жены по ночам стали мерзнуть ноги.
И вот наступил день праздника. С самого утра корчма пришла в движение и наполнилась гулом голосов. Бабы несли свежий хлеб и медовые калачи из нового зерна, в кабаке пахло свежим хлебом и тмином. В печи запекали яблоки, в золе под ними – картошку, на рожнах вертелись куры и петухи, были откупорены первые бочки молодого пива. Хороший выдался год, и ни в чем недостатка не было.
Жир шкворчал, и ароматный дым поднимался вверх, словно это был не кабак, а жидовский храм. И не решетки это были и не печи, а жертвенники всесожженные, и треба свершалась не для бледного, утомленного Бога христиан, а для жирного, древнего и сильного бога иудеев. Посреди всей этой суматохи крутился Рубин Кольман, охваченный одержимостью пророка. Он присматривал за жареным мясом, пробовал пиво и сивуху, кричал и ругался, и казалось, что это не один, а десять Рубинов. Вокруг него суетились женщины – в любом храме должно быть много женщин – Кольмановы дочки, шабесгойки и крестьянки, потому что во время обжинок даже знатной хозяйке положено помогать жиду в корчме.
Кубе все не удавалось пробраться внутрь, чтобы отщипнуть хотя бы кусочек от этого добра, потому что Кольман со Старым Мышкой то и дело подкидывали ему новую работу. Сначала он чистил двор от пыли, потом белил забор, и, наконец, ему пришлось запрячь коренастого мышастого мерина в бричку и отправиться в Бжостек, в аптеку Лукасевича, за керосином и полынной настойкой по чешскому рецепту. Руки у Кубы были заняты, но он все равно сумел разглядеть Мальву, суетившуюся вместе с другими бабами. Этого было достаточно. Она не исчезла.
За поездкой прошел целый день. Хотя Бжостек был ближайшим городком, дорога была длиной, под нещадно палящим солнцем, то вверх, то вниз, и к тому же по дождевой слякоти. Мерин же был упрям и злобен, не по-конски, а по-ослиному.
У подножия похожего на купол холма, на котором возвышался городок, животное окончательно отказалось сотрудничать. Конь встал на месте, опустив голову, и пялился как бык, когда Куба пинал его и бил кнутом. Вот и пришлось тогда парню слезать с повозки и самому взбираться на крутой и размытый ливнем холм. Мерин, видно, что-то соображал, потому что чуть выше по склону поперек дороги стояла другая повозка с застрявшим в сломанном дышле волом. Вол ревел, его кривые ноги скользили по грязи, и вряд ли ему удалось бы подняться выше.
Однако Куба не оценил замысел коня. Его охватила ярость, и он был зол на все: на грязный, разбитый тракт, расползающийся под ногами, на старого Кольмана, который отправил его в город, на ясновельможного пана, которому приспичило выпить какой-то травяной настойки по чешскому рецепту, на мух, которые кусали немилосердно, потому что день был знойный и душный. И на время, что предательски утекало впустую, миг за мигом, – время, которое Куба мог бы провести с Мальвой.
Это была жалкая, сопляческая ярость.
Куба молча проскользнул мимо зовущего на помощь мужика, того самого, с барахтающимся в грязи волом, и побежал на рынок. Бжостек был небольшим городом: шесть улиц, в том числе одна главная – вдоль тракта из Пильзна в Ясло, церковь с башенкой, увенчанной луковичной крышей, низкие дома из желтой глины, рынок, аустерия и жидовская мясная лавка – все. Куба без труда отыскал аптеку Лукасевича и купил то, что нужно. На обратном пути он вновь прошел мимо стоявшей поперек дороги повозки. Мужик плакал, потому что вол переломал наконец себе кости, и должен был прийти мясник, чтобы добить его. Парень почувствовал укол совести: потерять такого вола – это ведь немалый убыток; однако это был не его вол, и потому хлопец вскоре выкинул эту неприятность из головы.
Бутыль с полынной настойкой не так уж много и весила, и будь Бжостек чуть ближе, не нужно было бы брать повозку и запрягать упрямого мерина. Правда, тогда Кубе пришлось бы тащить флягу на своем хребте. Не раздумывая, что было бы лучше, парень хлестнул кнутом коня и погнал его в обратный путь. Через буковый лес, через только что убранные поля, горы и долину, лишь бы поскорее увидеть Мальву!