И тут Куба понял, чего он хочет.
– Я хочу стать паном.
– Паном? – переспросил старый змей.
– Да. Иметь усадьбу и красивую карету, и серых лошадей в упряжке, и саблю, и хлыст, и чтобы Мальва снова стала моей. И чтобы у меня были свои хамы, к которым я был бы добр и милостив, а среди них – эта мразь, Викторин Богуш, чтобы у меня было кем понукать и кого лупить палками, когда мне вздумается, и чтобы он добровольно работал на меня в поле.
Змеи замолчали. Все, сколько их было на поляне, впились в парня взглядом.
– Своей гибели желаешь, – заключил самый большой из змей, тот, что едва помещался в котловине. – По Божьей воле одни рождаются панами, а другие – хамами. Есть в этом, вероятно, цель, и есть в этом мудрость, хотя трудно судить, какая. Ни люди, ни змеи не должны вмешиваться в это.
– Это действительно то, чего ты хочешь? – торжественно спросил старый змей.
– Да, пан змей. Это то, чего я хочу.
– Сказано. Аминь, аминь, аминь, – сказал змеиный старейшина, и Куба вздрогнул, ибо почувствовал, что в этот момент в движение пришли какие-то древние и могучие силы. – Пусть так и будет. Но знай, Якуб, что желание твое велико и нарушает порядок вещей, установленный тем, кто выше змей. Ты не попросил о простых вещах, о земных благах или о девушке. Для того, чтобы твое желание сбылось, нужно иметь сердце. Ибо это глубочайшая из глубин, это мощнейшая крепость в груди каждого человека, где ты встречаешься сам с собой. У кого нет сердца, тот не может встретиться с самим собой. Он не может быть никем, даже самим собой. Когда сердце вновь забьется в твоей груди – тогда, и не раньше, ты станешь паном, и твой нынешний хозяин будет служить тебе.
– Но где мне взять сердце? – Куба снова почувствовал насмешку над собой. С тем же успехом змеи могли бы предложить ему поймать луну в рыбацкую сеть.
Как ему вернуть свое сердце? Мальва, по-видимому, не заботилась о нем, так же как и он не заботился о сердце Ханы. Он сам видел, что происходит с сердцем, о котором никто не заботится. К тому же однажды подаренное сердце нельзя просто так забрать.
– Никто из нас не отдаст тебе своего, – сказал самый большой из змей. – Люди странные существа, они могут обходиться без сердца, но мы не умеем этого делать и умрем в одно мгновение.
– Остается еще Змеиный Король, – заметил старейшина.
– Он мертв, хссс! Он мертв уже тысячи лет, – прошипел первый змей, тот, что хотел съесть Кубу.
– Не мертво то, что в вечности пребудет. Со смертью времени и смерть умрет[14], – задумчиво произнес старший. – Змеиный Король заснул, когда мир был еще молод. Целые столетия прокатились по его спине. Моря приходили и уходили, горы росли и рассыпались в прах, большой лед полз с севера и отступал, а он спал и спал. Наконец он весь оброс холмами Бескид, и чешуя его позолотилась полонинами[15] и посеребрилась буковыми лесами. Змеиный Король, однако, даже не пошевелился во сне и будет спать даже тогда, когда ветер развеет все прекрасные Бескиды в прах, и снова придут льды, и его снова затопят моря. Если только раньше не кончится время и не вспучится солнце, чтобы пожрать землю. Тогда король проснется, чтобы быть свидетелем конца, как некогда был свидетелем начала.
– И ты полагаешь, что место сердца Змеиного Короля – в груди этого молокососа? – рявкнул первый змей.
– Первый встречный не получит сердце Короля, – сказал самый большой змей. – Оно спрятано и охраняется. Если он сумеет его достать, он докажет, что он не такой уж и молокосос.
– Охраняется? – простонал Куба. Не так он представлял себе исполнение желаний. В рассказах Старого Мышки все происходило куда проще, фокус-покус, и желание сбылось. Однако парень уже успел убедиться, что в жизни все идет не так, как представлялось; особенно если ты хам, сын хама и хамский внук. – Кем охраняется?
– Не утруждай себя этим сегодня, – мягко заметил седой змей и подполз ближе. – Нелюдим обо всем тебе расскажет. Просто помни, если ты действительно хочешь найти сердце, не торопись и не ищи славы. Теперь спи и доверься змеиной благодарности.
– Нелюдим? Тот, что из сказки?
Но змей не ответил, он только продолжал ползти, все ближе и ближе, направив на парня взгляд, неподвижный и свинцовый, как пруд посреди котловины. Кубе казалось, что он тонет в этих глазах, как в воде, и не было уже ничего, кроме этих глаз. Сон, безмерно глубокий сон стал накатывать на него.
– Спи.
Парень моргнул и понял, что действительно смотрит на пруд. Мшистая котловина стояла тихая и спокойная, и вокруг не было никаких змей.