— Сызнова загадка? — насупился Спирька-Чёрт.
— Нет, пословица. — Брови Игната зашевелились, нависли над глазами. А вот тебе и притча.
Как жук свою судьбу узнаёт, ведаешь?
— Нет мне охоты с тобой лясы точить, — пробормотал Спирька, но с места не тронулся.
Игнат вдохнул пряный запах, струящийся от котла, в котором варились раки.
— Так вот, Чёртушко, слушай да смекай… Жук-усач ложится на дорогу, в самую пыль, и лежит там до заката. Ожидает: наступит на него кто или нет? Переедет его колесо телеги или минет? Если жука раздавят — значит, такова его худая судьба. Ежели жив останется — значит, хорошая судьба.
— К чему ты это, солдатик? — Спирька старался заглянуть под брови, разглядеть выражение глаз Игната.
— К тому, что человек не должен глупому жуку уподобляться, — сказал Игнат. — Ждать да догонять — хуже дела нет на свете. Сей момент не повара меня, а я княжеских поваров кормить буду. Кашу сварю из топора. Едал такую?
— Пустое слово как солома: много местом, да мало весом, — пробормотал Спирька.
— Эх, даже топор сварить не знаете как?! Дремучие лапти! Прикажи дать мне котёл с водой да торор, — продолжал Игнат. — Я вам чудо это сотворю!
— Эй, повара! — прохрипел Спирька. — Слыш-ка: дать солдату котёл.
— Воды в котёл налейте, — добавил Игнат. — Воды жалеть — каши не видать. И котелок — вот этот, который поменее.
Игнат поставил котёл на огонь. Спирька покрутился возле, попробовал зачем-то лезвие принесённого для варки топора и засеменил к князю — о солдатской новой выходке рассказывать.
Игнат опустил в котёл с водой топор.
— Что ж из этого выйдет? — спросил один из поваров, старик с большим черпаком в руке.
— Каша, — ответил Игнат, усаживаясь поудобнее на мешок с просом. — А какая — гречневая, овсяная, гороховая, — не ведаю ещё.
Второй повар, молодой парнишка, решетом выбирал из окутанного густым паром котла алых, пылающих, словно маки, раков, клал их на большое блюдо.
— Ух, не раки — жар-птицы! — причмокнул Игнат. — Каковы же они на вкус? Вдруг князю не потрафите — тотчас вас всех в батоги! Помню, после битвы Полтавской мы раков варили, так сам царь Пётр Алексеевич, по прозванию Великий, пробовал и хвалил…
— Как же вы их варили? — насторожился старый повар.
— Секрет! — покрутил ус Игнат. — Ладно, не печалься — помогу. Дай-ка вон того, что без клешни, пробу сниму… Сам знаешь, нет такой птицы, чтобы пела, а не ела.
Рак оказался таким вкусным, что Игнат даже глаза зажмурил от удовольствия.
— Что-то не распробовал, — сказал он, — вроде пересолили вы воду.
— Пересол? — испугался молодой повар. — Да что ты!
А старый повар схватил самого маленького рака, разломил его, понюхал, пососал:
— Нет вроде бы в самый раз.
— А почему этот вот усатый тёмный какой-то? — строго спросил Игнат, кивая на большущего, с громадными усами рака. — Давай-ка его сюда.
— Что с ним? — спросил опасливо молодой повар. — Вроде не снулый он.
— Может, яд в нём? — испуганно произнёс Игнат. — Может, перед тем как его из реки тащили, змея его укусила. А? Князь попробует да и… ох, не сносить вам голов, сердечные мои!
Игнат ловко разделал рака, съел шейку, вкусно причмокивая, обсосал грудку, разгрыз клешни, ни кусочка рачьего мяса не оставил.
— Ежели мне худо станет, — сказал он грустно, — то не поминайте лихом.
— Неужели зелье злое? — Старый повар от страха даже на ногах стоять не мог, присел на дрова.
— Вроде щемит уже, — положил руку на сердце Игнат. — Есть у меня последнее желание… Как у солдата перед сражением. Я вас, может, из беды большой выручил… Ох, щемит. Что ж, для меня дюжину раков пожалеете?
— Что ты, солдатик, что ты! — засуетился старый повар. — Вот тебе, брат, дюжина!
Игнат разделил дюжину раков на всех. Каждому досталось по две пары. Повара и солдат дружно их схрустали.
— Царские раки, — сказал Игнат повеселев. — Распробовал. Хороши.
— Нести их пора князю, — засуетился старый повар. — А то остынут.
— Да эти первые два решета и так уж остыли. — Игнат покрутил ус. Набирай другие — раков хватит. А те, что остыли, мы съедим — не в яму же их! Только караул нужно выставить, чтоб неприятель неприметно не подошёл. Да позвать конюков, псарей, челядь. Пусть раков отведают!
Один из конюхов вышел в караул, прихватив свою долю раков.
Собравшиеся сноровисто расправились с княжеской едой. Игнат от них не отставал — возле него быстро росла куча красной скорлупы.
— Спирька идёт! — сообщил караульный.
Весь рачий сор тотчас же был сметён в яму, присыпан другим мусором, чтобы Чёрт ненароком не приметил.
Прибежал Спирька, побуравил всех своими змеиными глазками, в котёл, где топор варился, заглянул:
— Спеет каша солдатская?
— Не пяль глаз на чужой квас, — сказал Игнат.
— Так я же о тебе хлопочу, — зашипел Спирька, — чтоб не усох ты от голодухи, солдатик,
— Живот уже к спине подтянуло, — вздохнул Игнат. — Ведь домой вечерять я не заходил, с мельницы прямо в усадьбу.
— Все вы любите зубами работать, — усмехнулся Спирька.
— Каков ни есть, а хочется есть, — ответил Игнат и снова вздохнул. Сам добудешь — сыт и будешь.
— Щемит сердце ретивое? — Спирька гордо поправил княжескую бляху на груди. — Ничего, солдатик, авось жив останешься… как тот жук из твоей притчи.
запел Игнат.
— К чему это ты, солдатик? — насторожился Спирька.
— Сам ты, Чёрт, кашу эту заварил, — глядя в змеиные Спирькины глаза, сказал Игнат, — сам и расхлёбывать будешь, помяни моё слово.
И продолжал весело и бесшабашно:
— Хорошо споёт тот, кто споёт последним. Князь-батюшка сам твою кашу топоровую пробовать будет, — прошипел Спирька. — Эй, снулые! — прикрикнул он на поваров. — Несите раков князю-батюшке. Да пива холодного с погреба малый бочонок катите!
И Чёрт убежал неслышными, мягкими шажками.
Топор кипел в котле. Игнат ломал голову: отчего это Спирька храбрым таким стал? Не иначе новая каверза Чёртом придумана… Но какая? Неладно что-то…
тихо напевал Игнат.
— Как, солдат, каша твоя? — спросил старый повар, вернувшись из княжеских палат.
— А твои раки князю по вкусу пришлись? — поднял голову Игнат.
— Одним даже из своих рук Данила Михайлович меня угостить изволил, усмехнулся повар. — Вестимо, потрафил я ему.
— Данила Михайлович мрачный, — сказал молодой повар. — Голова тяжёлая, поп Парамон пьявок ему поставил. И за одно ухо, и за другое! Потеха!
— Значит, лютовать ныне будет, — поёжился старый повар. — Беспременно лютовать. Не дай бог что ещё приключится — сразу батоги, в яму, на цепь.
— Спирька сказывал, собирался князь кашу мою пробовать, — покрутил ус Игнат, — кабы тут он и не осерчал. Топоровая каша вкусна, но на вкус, на цвет товарищей нет. Мне достанется да и вам под горячую руку.
— Как же делу пособить? — засуетился старый повар. — Присоветуй, солдат.
Игнат взял ковш, зачерпнул из своего котла кипящую воду, подул, остудил, попробовал на язык, сморщился:
— Крепкий навар… Нужно туда сольцы бросить горстку.
Старый повар дал соли. Игнат бросил её в котёл, помешал, снова попробовал.
— Ну, как теперь? — следя за лицом солдата, спросил молодой повар.
— Вроде подходяще. — Игнат поглядел на потолок, словно обдумывая что-то важное. — Нужно только туда немного проса добавить — для вкуса.