— Лучше собаку бы привёл, она бы тебя хоть стерегла! — усмехнулся Игнат. — А Чёрт на долю твою позарился. Ему одной трети клада мало показалось! Эй, слезай-ка наземь! — крикнул он.
Демид спрыгнул с дуба.
— Чего ж он на него рано бросился? — удивился Демид. — Без Дурынды Чёрт сундука-то не вытащил бы.
— Жадность его одурманила! — пояснил Игнат. — В голову ударила, смысла лишила! От жадности такой вот змей всё на свете забывает, собой не владеет! Мать родную убьёт — и рука не дрогнет!
Спирька переводил свои горящие яростью и ненавистью глазки с одного мужика на другого,
— Заговор устроили, — зашипел он. — Доложу князю-батюшке.
— Когда из болота выползешь, тогда и доложишь, — сказал Игнат. — А заброшу я тебя подальше, в самую глубину!
— Ответишь! — рванулся Спирька. — Голову потеряешь!
— Но, смирно стой! — встряхнул коротышку Игнат. — А кто узнает? Кто скажет? Яков, которого ты жизни лишить хотел? Либо Демид?
— Я видеть ничего не видел, — сказал Демид, — знать ничего не знаю!
Демид помог Дурынде снять кафтан, вытереть кровь со спины. Рана оказалась пустячной — укол небольшой.
Игнат указал, какую траву болотную нужно приложить — кровь унять.
— От здоровья не лечатся, — сказал Игнат Якову. — До свадьбы ещё сто таких царапин заживёт.
— Я его каждое слово исполняю, своими мозолями кормлю, — пробасил Яков, положил на Спирькину голову огромную свою ладонь, и голова утонула в ней, как яблоко.
— Хоть не складно сказано, да верно, — подбодрил Игнат Якова.
Дурында отпустил Спирькину голову, махнул рукой:
— Сказал бы ещё, да…
— Да дома слова свои позабыл, — подхватил Демид. — Ничего, Яков, придёт день, своими словами заговоришь, а не чужими.
В этот момент Спирька, стоявший доселе тихо, вдруг извернулся всем телом, укусил Игната за руку.
Солдат разжал пальцы, и Чёрт, выскочив из кафтана, метнулся в кусты.
— Держи! — ринулся за ним Демид.
— Стой! — приказал Игнат, отбрасывая пустой Спирькин кафтан. Лошадей-то его Василий уже перепрятал. Значит, Чёрт раньше нас в село не явится. Демид, крикни-ка по-совиному три раза.
Демид приложил ладонь ко рту:
— Уху-ху, уху-ху, уху-ху…
Дед Данилка ухнул в ответ.
— Твой друг и деда нашего порешил бы этим кинжалом, — подняв с земли длинный нож, сказал
Якову Игнат. — Выбрал ты себе дружка! Долго выбирал-то?
Яков поник головой. Потом встрепенулся.
— А клад где? — спросил он. — Деду Данилке подмоги не надобно?
— Золото — дело наживное, — усмехнулся Игнат, покручивая ус. — Ты вот узнал, кто тебе друг, а кто враг. Друг-то разве дешевле злата?
— Значит, клада и не было никакого, — задумчиво произнёс Яков.
— Дружба — чем не клад? — удивился Игнат.
— На дружбу дома не построишь, коней не купишь, — пробормотал Яков.
— А ты пробовал? — спросил Василий.
— Попробуй, Яков, — лукаво ухмыльнулся Демид. — Попытка — не пытка. Не пойдёшь же ты теперь князю пятки чесать да пьявок по углам вылавливать!
— Куда перстень спрятал? — спросил Игнат Якова. — Не хочешь сказать, не надо. Только тогда у тебя один путь останется; к Спирьке на поклон идти, своему убийце сапоги лизать.
— У тебя в избе перстень княжеский схоронен, — пробасил Яков, глядя в глаза Игнату. — Поедем, покажу!
— Чёрт подговорил? — схватился за бороду Демид.
— Он, — кивнул Яков.
— Ах, отпустили змея! — закачался всем телом Демид. — В болото бы его бросить!
— Придёт срок — он сам сгинет! — произнёс Игнат сурово. — Теперь от него князю прок не велик — жало вырвано! Идём к коням! Пока Спирька до села добежит, уже и месяц посветлеет… Эге-гей! Дедушка! Где ты?
Здесь, в лесу, неподалёку от болота, жара не была такой злой. Слышно было, как живёт земля: как колышет травами, журчит ручейками, дышит цветочными запахами.
Дед Данилка вышел из лесу, оглядел мужиков, всё понял, ничего спрашивать не стал, пошёл по тропке за солдатом.
Спирька и Яков привели с собой трёх коней — третьего для сундука с золотом. Василий перепрятал их и ждал друзей в условленном месте.
— Пятерым на троих конях уместиться надобно, как в сказке, — сказал Игнат. — Ну, дедушка, держись за меня! Демид с Василием, а Якова одного конь едва держит…
…Когда Игнат и Яков прискакали к избёнке бабки Ульяны, то на небе уже сверкали звёзды. Яков соскочил с коня, полез под крыльцо.
— Чего ищете? — спросила Стёпка. — Пальцы с рук потеряли?
— Не мешай, — дёрнула девчонку бабка Ульяна. — Не только малые дети в прятки-захоронки играют.
Яков раскопал ямку, вынул завёрнутый в тряпицу княжеский перстень.
Игнат взял его, повертел в пальцах. Бриллиант в перстне засверкал, замерцал, как звезда.
— Пойдём к князю, — сказал весело Игнат. — По дороге перстень перепрячем, а князю-батюшке скажу: привиделось мне, что алмаз схоронен злыднями в таком-то месте.
— Ну, теперь всё хорошо будет! — облегчённо вздохнул дед Данилка. Беда миновала.
— Авось потише князь-то нынче будет, — вздохнула бабка Ульяна. — Ох, боялась я, не сыщешь ты, Игнатка, кольца этого!
— Другая беда идёт, — глухо пробасил Яков. — Продал князь ваше село и деревню графу Темитоиу. Всех мужиков да баб граф с собой в холодные края увезёт… Идёт Темитов с солдатами, скоро здесь будет. Потому и подати князь собирал среди лета, потому и хотел всё подчистую у мужиков забрать… А сам князь-батюшка Данила Михайлович в Москву уедет, деньги графские проживать.
— Как же это? — произнёс после долгого растерянного молчания дед Данилка. — Одно хлеще другого… Пришла беда — отворяй ворота… Что теперь будет? Погибнем теперь, все как есть погибнем.
12. Пусто в клети, хоть шаром покати
…Говорил князь сладкие слова,
Да не верил ему добрый молодец..
ечером Игнат и Яков явились в усадьбу. Они пришли к князю, когда Стоеросов завтракал с попом Парамоном. В два рта хлебали кисель, жевали пироги. На глиняном блюде лежал мёд сотовый — любимое лакомство князя. По стенам сводчатой палаты бегали тени, блики.
— Где кисель, там и сел, где пирог, там и лёг, — сказал Игнат. — Не серчай князь — это про Парамона. Я давно приметил: только где за стол сели — поп тут как тут. Отчего бы это?
— Но-но, потише! — насупился Парамон. — Не твой хлеб ем.
— Что про кольцо узнал? — мрачно спросил князь.
— Заклятье-то, Данила Михайлович, верное, — улыбнулся солдат. — Вот теперь можно уже шерстинку-чертинку развязать.
Игнат снял с посоха завязанную нитку.
— Чёрт поиграл перстнем да и отдал! — глядя на обалделого Парамона, продолжал Игнат. — Должен он лежать под крыльцом церкви, лопухом накрытый, травинкой перевитый.
— Дурында! — приказал князь, в волнении утирая жирные руки о халат. Немедля иди туда и принеси перстень! Недаром нынче кошка хвост ловила на заре! Верная примета — к радости великой! Да беги же, олух! Чего уши развесил!
Яков выбежал на двор, вскочил на коня и помчался к церкви, где они с солдатом только что спрятали княжеское кольцо.
Игнат, спокойно покручивая ус, наблюдал за попом.
Парамону уже в рот ничего не лезло: схватился за пирог — выпустил, к киселю потянулся — назад ковш поставил.
— Не рад, что ли, находке? — спросил Стоеросов попа. — Снимай пьявок!
— Как не рад… как не рад, хех-хе… — забормотал Парамон, снимая из-за ушей князя пиявки.
Только, князь-батюшка, ведь нет ещё кольца-то… А вдруг Игнатик промашку дал? — Поп размахнулся и выбросил пиявок в окно.