– Ты, лунатичка, подлети-ка – на мой хвостик погляди-ка! Ж-ж-жа... ж-ж-жа... ж-ж-жа... ж-ж-жа... ж-ж-жамечательный хвостик! – и встал к лунной пчелке ж-ж-жадом.
Небось, энто топерь на луне сплошь и рядом, что ж-ж-жайцы, пришельцы, становятся ж-ж-жадом! Однож-ж-жначно!
Лунная пчелка подлетела к пришельцу и, с воплями «Ж-ж-ж, ж-ж-ж! Негож-ж-же, негож-ж-же, ж-ж-ж, ж-ж-ж! Сам, сам лунатик!», изо всех сил уж-ж-жалила ж-ж-жайца в ж-ж-жад! Ж-ж-жаяц подпрыгнул от неож-ж-жиданности и, решив, что энто у них, у лунатичек, такой местный способ приветствия, страстно-престрастно и страшно подобострастно пропища... ща... ща... щал:
– Благодарю ж-ж-жа... ж-ж-жа... ж-ж-жа... ж-ж-жа горячее приветштвие, гож-ж-жпож-ж-жа!
Пчелка отлетела чуть в стороночку и очистила лапками свое ж-ж-жало, на котором остался чудовищный клок шерсти с мясом от зада пришельца.
– Ж-ж-ж, ж-ж-ж! Ну, чьто ж-ж-же, ж-ж-ж, ж-ж-ж, еж-ж-жели нуж-ж-жно кого-то еще́ж-ж-жды* горячо поприветствовать, обращайся! Ж-ж-ж, ж-ж-ж! Однож-ж-жначно! – сказала зайцу пчелка, ж-ж-ж, ж-ж-ж, поправила челку, ж-ж-ж, ж-ж-ж, протерла гляделки, ж-ж-ж, ж-ж-ж, и полетела своей дорогой, ж-ж-ж, ж-ж-ж.
– Спасибо! Всенепременно! – крикнул ей вслед заяц, с любопытством принюхиваясь к тонкому аромату меда в атмосфере. – А ты, понимаешь, кто, гож-ж-жпож-ж-жа? Авось ж-ж-ж... ж-ж-ж... ж-ж-ж... ж-ж-жирондистка? Небось, ж-ж-ж... ж-ж-ж... ж-ж-ж... ж-ж-журналистка? А мабудь, ж-ж-ж... ж-ж-ж... ж-ж-ж... ж-ж-жуж-ж-желица?
– Ж-ж-ж, ж-ж-ж! А я, понимаеж-ж-жь ли, пчелка, у меня чудесная модная челка и вострые-превострые гляделки, однож-ж-жначно! Ж-ж-ж, ж-ж-ж!
Тут выросла у зайца на заду небольшая пухлина, болит, чешется. Ну елки-моталки! Заяц – ну ее с энтузазизмом расчесывать! Расчесывал, расчесывал, да от энтого расчесывания выросла у зайца на заду большая-пребольшая пухлина, в ползада, и толичко сильнее стала болеть и чесаться. Пришелец обомомлел, но засим разрыдался да на пепельную лунную землю повалился и давай по ней кататься, поднимая густой, но кривой столб попела!
А мимо кривыми походками проходят, утопая чуть не по щиколотку в попеле, лунатики. Лунатики на пришельца никакого внимания не обращают, даже по сторонам не поглядывают: с энтузизазмом спешат на свои поля, вуаля!
Вот мимо проходил кривой-прекривой лунный мужик ну очень свирепого вида, рыжий-прерыжий, как Чу... Чу... – энтот, ну как его? – Чуба... Чуба... Чубакка! Мужик с энтузизазмом спешил на свое поле, утопая чуть не по щиколотку в попеле, одначе зорко, хотя, понимаешь, и криво, поглядывал по сторонам, где бы чего аль кого углядеть. Мужик как мужик, бородастый, усастый, с кустистыми бровями, вот толькя у него были длинные-предлинные кривые руки и ноги, огромные-преогромные карие раскосые глаза, смешные-пресмешные ослиные уши, а также короткие-прекороткие рожки – антенны на лысой-прелысой макушке большущей-пребольшущей шишковатой башки. Одет-обут был лунный мужик как самый обыкновенный лунный мужик: на нем был грязно-белый космический скафандр с надписью «VASA» на груди, причем перед надписью зияла дыра. Над энтой дырой красовался ромбообразный знак выпускника университета. Скафандр был старенький, явно с чужого плеча, ибо коротковат – до локтей, до колен. Кроме того, скафандр во многих, чрезвычайно многих местах был пробит лунными камушками, выпущенными из лунных, понимаешь, рогаток разного-преразного калибра, многаждызначно. За кривой спиной мужика криво висел кривой сидор защитного цвета. На кривых ногах лунатика красовались весьма и весьма кривые лапти, сплетенные из кривого лунного лыка. Голова была ничем не прикрыта: ни шлемом, ни кепкой, ни пилоткой, ни бейсболкой, отчего приобрела свирепое, весьма свирепое выражение: из-за пониженной гравитации все волосы стояли дыбом, хочь и как-то криво. От лунатика сильно пахло лунным самогоном. Тут увидал мужик: ух, катается по земле, поднимая густой, но кривой столб попела, пришелец, заяц: половина зада в пухлине, а половина в синяках, ах!
– А-а-апчхи! Ой! Лунный зы... заяц! – свирепо-пресвирепо воскликнул лунный мужик, остановился и с энтузизазмом криво замахал кривыми руками, криво разгоняя столб попела.
Зайчик было обомомлел, но тут же вскочил на задние лапки, жутко обрадовавшись, что лунный житель признал его за своего. Однако наш зайчуган, понимаешь, наш гумми... гумно... гуманоид, наученный горьким опытом, не стал радостно кричать, вихляя задиком, виляя хвостиком, не стал становиться к лунному мужику задом, испугавшись, что мужик еще вздумает пришельца поприветствовать, елки-моталки!
– Приветствую тебя, Лунный зы... заяц! – криво пригладив волосы, радостно-прерадостно воскликнул лунный мужик. – Ик!
Зверок адски задрожал. Он мужественно терпел эту адскую дрожь целых тринадцать наносекунд. Но вот зайчик почуял, что больше нет никакой мочи дрожать, и тут же обмочился в попел! А засим, понимаешь, сказал, не вихляя задишкой, не виляя хвостишкой, однакося кося обоими глазишками темно-бурого цвета:
– Ой, мама!.. За... за... за... за... замечательная встреча! Приветствую и тебя, лунатик!
– Кто, я лунатик? – свирепо-пресвирепо прорычал мужик принюхавшись, и волосы его стали дыбом, однако весьма и весьма криво. – Ик, ик!
– За... за... за... за... замечательный вопрос! Да, ты лунатик! Однозначно!
– Ик! Нет, энто ты лунатик, sic, sic! – свирепо-пресвирепо заявил мужик.
– За... за... за... за... замечательное высказывание! Но почему?
– Вид у тебя такой, словно ты тольки чьто с Луны свалился! Sic! И обмочился! Sic, sic! Ик! Ик! Ик! Ик!
– За... за... за... за... замечательное объяснение! Да, я сегодня действительно свалился, но не с Луны, а с Земли! Сюда, на Луну! Однозначно!
– Вот видишь, ты сам признаешься, чьто сегодня действительно свалился, sic, sic! Но при энтом ты явно умом повредился, понимаешь, и всё перепутал, однозначно!
– Нет, эвто ты всё перепутал, лунатик! Двождызначно!
– Пожалуйста, не назы... зы... зывай меня лунатиком, Лунный зы... заяц! Ик! Ик! – свирепо-пресвирепо прорычал мужик, а волосы его стали дыбом еще дыбее, а также существенно кривее.
– Почему, лунатик?
– Потому чьто я не лунатик! Sic, sic! Двождызначно! – свирепо-пресвирепо объяснил мужик.
– А кто ты тогда... тогде... тогды, трождызначно?
– Я – зы... зы... землянин! Трождызначно!
– За... за... за... за... замечательное за... заявление! Почему эвто ты зы... за... землянин?
Мужик сперва обомомлел, а засим криво ковырнул кривым лаптем кривой окурок на неровной земле, на которой криво стоял чуть не по щиколотку в попеле сигарет, выкуренных с энтузизазмом предыдущими поколениями лунных жителей, и веско изъяснил, елки-моталки:
– Ик! Потому чьто я стою на зы... зы... земле!
– Ну и чьто?
– Поэнтому энта планета и назы... зы... зывается Зы... Зы... Земля, раз она состоит из зы... зы... земли! Ик! Ик! Ик! А я, ея житель, назы... зы... зываюсь зы... зы... землянином! Sic, sic, sic! Трождызначно!
– За... за... за... за... замечательное разъяснение! А я тогда... тогде... тогды как наза... за... зываюсь?