– И-го-го! И-го-го!
– Чего-го, острог?
– Да, острог, однозначно!
– И-го-го!
– О-го-го! Почему?
– Уж больно он строг, тот острог! Ты не находишь?
– И-го-го! И-го-го!
– Отстань, не голцы́, помолцы! – говорю я своему Унутреннему Голосине и спрашиваю поволжан: – А вы, люди добрые, шо – лешаки?
– И-го-го!
– Ха, лешаки! Скажешь тоже! И мы не в лесу родились, не пенью молились!
– Вы шо же, поволжане? – спрашиваю.
– И-го-го!
– Нет, мы из Вороватова!
– Вы чьто-о-о, во-о-оры?
– И-го-го! И-го-го!
– Ныне люди напрасливы: унеси чьто с чужого двора али из гаража – вором назовут, – гу́мбит* безухий с обиждою. – Клевета чьто уголь: не обожжет, так замарает. А сам-то я и не вор вовсе, боже упаси!
– И-го-го! И-го-го!
– Ныне народ хуже прошлогоднего: злые люди доброго человека в чужой клети поймают али в гараже – вором назовут, – балентря́сит* безносый с на́бидою*. – Змею обойдешь, а от клеветы не уйдешь. А сам-то я и не вор вовсе, чьто ты!
– И-го-го!
– Да, мы люди честные! – жу́борят* обо́и. – И мы не в угол рожей-то, а вперед! Нет, мы не воры, честное слово! Мы люди добрые! Мы кого обидим, того зла не помним!
– И-го-го!
– Мы – люди милые, милостивые! – сказал безухий. – Помилуй, Господи!
– И-го-го!
– Помилуй, Господи! – повторил безносый.
– И-го-го!
– Помилуй, Господи! – прогремел мне в уши мой Внутренний Голуша – а он, как уже многажды было сказано, всем правдоискателям в кумиры годится. – А за поясом кистень!
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
– Кто же вы? – спрашиваю сих людей милых, милостивых.
– Мы – люди простые! Шо ни сотворим – кумира не творим. Бо сказано: не сотвори себе кумира! Едим чужое, носим краденое! – барабо́шат* не воры из Вороватова. – Словом, мы – портные!
– И-го-го!
– Как так, ёшкина кошка?
Тутко безухий указывает на безносого:
– Он портной: игла дубовая, а нить вязовая!
– И-го-го-о-о!
– А каков он портной? – гу́торю.
– Таков, чьто из-под тебя лошадь украдет! Али «Жигули»! А шо же ты думал?!
– И-го-го! И-го-го!
– А как его звать?
– И по роже знать, що Сазоном звать! А прозвище его – Корно́сый*.
– И-го-го! И-го-го!
Тут мне мой Нутрений Голосища – а он сатане в дядьки годится – нашептывает:
– Иван, а Иван!
– И-го-го!
– Шо?
– Шо, шо! Не воры из Вороватова, понимаешь, барабошат, шо они – люди добрые и простые, не кто-нибудь, а портные!
– И-го-го! И-го-го!
– Да! Ну и шо?
– Шо, шо! Ежели в России портные шьют такою иглой с такой нитью, то сдается мне, шо портной в России больше, чем портной!
– И-го-го!
– Кто, портной?
– Да, портной!
– И-го-го!
– Почему?
– Как вышьет иглой, так взвопишь: ой-ой-ой!
– И-го-го! И-го-го!
– Отстань, не гука́й*, молцы, ни гугу!
Тут, в свою очередь, безносый указывает на безухого:
– Он портняжничает, по большим дорогам шьет дубовой иглой!
– И-го-го! И-го-го!
А мне мой Внутренний Горлопан – а его сам сатана пестовал – нашептывает:
– Иван, а Иван!
– Що?
– И-го-го! И-го-го!
– Що, що! Ты слышал, понимаешь, що тебе сказали?!
– И-го-го! И-го-го!
– Да! Ну и що, Го-го-гоша?
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
– Що, що! Ежели в России есть портняжки с такою иглой, то сдается мне, що портняжка с иглой в России больше, чем портняжка с иглой!
– И-го-го! И-го-го!
– Кто, портняжка с иглой?
– Да, портняжка с иглой!
– И-го-го!
– Почему?
– Как вышьет иглой, так взвопишь: ой-ой-ой!
– И-го-го! И-го-го!
– Отстань, не га́ми* тут, разгамишь всех, уснуть не дашь, Гоша! – говорю я своему Унутреннему Горлопанусу и вопрошаю безносого насчет безухого: – А каково он портняжничает?
– Таково, шо из-под тебя лошадь уведет! Али «Жигули»! А чьто же ты думал?!
– И-го-го!
– А как его звать?
– И по рылу знать, чьто Кирилой звать! А прозвище его – Ухатый*.
– И-го-го! И-го-го!
– А я – Иван! Будем знакомы!
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
– Ты не Иван, ты баран! Эй, баран! Кошелек или жизть! – гугня́вят* обадва.
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
– Кошелек, кошелек, – бурчу. – Какой кошелек?
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
Тут мне мой Внутренний Горлопан-с – а он сатанеет, когды, понимаешь, речь заходит о кошельке-с – нашептывает:
– Иван-с, а Иван-с!
– Що-с, ёшкина кошка-с?
– Що-с, що-с! Эти такие простые портные-с из Вороватова-с, понимаешь, требуют от какого-то барана-с какой-то кошелек-с!
– И-го-го-с!
– Да-с! Ну и що-с, Го-го-гоша-с?
– И-го-го-с! И-го-го-с!
– Що-с, що-с! Сдается мне, що они полагают, будто в России каждый баран-с имеет кошелек-с! Бывают же на Руси такие олухи, которые требуют от тебя больше, чем ты можешь дать! Сдается мне, що эти простые портные полагают, будто баран в России больше, чем баран!
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
– Кто, баран?
– И-го-го! И-го-го!
– Да, баран, однозначно!
– И-го-го!
– Кто, портные?
– И-го-го! И-го-го!
– Да, портные, двождызначно!
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
– Они що, такие простые?
– И-го-го! И-го-го!
– Да, такие простые!
– И-го-го-о-о!
– Эй, баран! Кошелек или жизть! – орут портные и ко мне подкрадываются, прячась за спинами друг дружки.
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
– Шиш, муха, не развереди у́ха!* – горла́ю* всем. – Постойте, портные из Вороватова – Сазон да Кирила! А вот отгадайте сперва загадку! На горе-горище лежит голенище: в том голенище деготь, ле́готь* и смерть недалече!* Что – сие?
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
Портные из Вороватова встали как вкопанные, сдвинули шапки на лбы, зачесали в затылках.
– И-го-го!
– Почем знать, чего не знаешь! – гундосит Сазон.
– И-го-го! И-го-го!
– Много знать – мало спать! – дроботи́т* Кирила.
– И-го-го! И-го-го!
– Кто что знает, тем и хлеб добывает! – возражаю.
– И-го-го!
– Полно тебе зна́хариться! – бараба́рят* обо́е, подпрыгивая. – Эй, баран! Кошелек или жизть!
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
– Шиш, муха, не развереди уха! – гамлю. – Постойте, портные из Вороватова – Сазон да Кирила! А вот отгадайте ещежды загадку! Летит птица тонка, перья красны да желты, по конец ее человечья смерть!* Что – сие?
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
Портные из Вороватова встали как вкопанные, сдвинули шапки на затылки, зачесали во лбах.
– Х-х-ха! Об энтом знать не знаю! – ботви́т* Сазон.
– И-го-го!
– Много знать – скоро состариться! – кы́рхает* Кирила.
– И-го-го!
– Кто чьто знает, тем и честь добывает! – прекоре́чу*.
– Полно тебе знахариться! – бру́здят* обадва, подпрыгивая. – Эй, баран! Кошелек или жизть!
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
– Шиш, муха, не развереди уха! Постойте, портные из Вороватова – Сазон да Кирила! – гу́мблю*. – А вот отгадайте вдруго́мя* загадку! Летела тетеря вечером, не теперя, упала в лебеду – и теперь не найду!* Что – сие?
– И-го-го! И-го-го! И-го-го!
Портные из Вороватова встали как вкопанные, сдвинули шапки набекрень, зачесали в ушах и за ушами.
– Знать не знаю, ведать не ведаю! – баку́лит* Сазон.
– И-го-го! И-го-го!
– Чего не знаешь, того и знать не хочется! – кырши́т* Кирила.
– И-го-го! И-го-го!
– Кто чьто знает, тем и жизть себе добывает! – протире́чу*.
– И-го-го!
– Полно тебе знахариться! – тарантя́т о́бое, подпрыгивая. – Эй, баран! Кошелек или жизть!