— Замри. Представь, что у тебя в руке меч, а противник закрывается щитом. Смести направление клинка чуть правее, и ты обойдешь защиту и поразишь в лицо или в шею. Правда, при этом откроешься сам. Но противник из-за щита этого не увидит, на то и рассчитано.
Некоторыми приемами Георгию удавалось ответно удивить Соловья.
— Ну-ка, повтори. — Складки на лбу лесного разбойника обрели собственную жизнь. — Что ты сейчас сделал?
— Я такое в кино видел. — Георгий прикусил язык и тут же поправил себя: — Во сне.
— Ты это, когда снится такое — тут же вскакивай и повторяй. А не покажешь еще что-нибудь из приснившегося?
В свободное время, которого у Соловья было больше, чем хотелось бы, он пел, и чем дальше, тем чаще. Георгию творчество лесного разбойника не нравилось, а Елена, наоборот, слушала с удовольствием. Некоторые песни звучали очень современно. Те, что про любовь, даже пробивали на слезу — Елена опускала лицо, и что творилось в ее душе в такие моменты, оставалось за семью печатями.
Очередной опус застиг ее по пути к речке с грязной посудой в руках.
— Нет больше снов.
Нет больше жизни.
И нет меня.
Не надо слов.
Они капризны.
В них нет огня.
Ты не горишь,
Ты просто тлеешь.
Я не хочу.
Пусть говоришь,
Что пожалею.
Я улечу
Из снов — в зарю.
Забуду осень.
Забуду все.
И вновь сгорю
Другою брошен
Под колесо.
Пел Соловей проникновенно, мягкий баритон обволакивал и вел за собой в рисуемые кущи. Хотелось идти вместе с ним, даже если кущи не были райскими, сердце сжималось от сострадания к лирическому герою и, как следствие, к самому певцу. Что ни говори, а Соловей был талантлив. Когда последнее слово растворилось в лесной тиши, Елена протерла уголки глаз и кивком поблагодарила исполнителя.
Подростком Георгий тоже писал стихи и песни. Это увлечение прошло так же, как прочие, а найденные через много лет наивные вирши вызвали стыд за самого себя. Стихи отправились в урну. Поэтому не нравились творения Соловья — он воплотил в жизнь то, что не смог Георгий.
Однажды Соловей увидел у Елены невозможную для местного производства одежду и обувь. Сарафан замызгался, его требовалось постирать, а лапти не вязались с платьем, которое она надела на это время. Открывшийся вид поразил Соловья больше, чем молния, попади она ему между ушей.
— Богиня!
Резануло по сердцу: восхитила именно Елена, одетая в платье и туфли, а не сами платье и туфли. Закралось подозрение, что пока Георгий с Еленой ходили за ягодами, Соловей рылся в их вещах и сейчас видел все это не впервые.
На лице Георгия отразилось что-то такое, что Соловей вспомнил, чем следует восхищаться в женщине в присутствии ее мужчины, и всплеснул руками:
— Откуда такое чудо? Боги подарили?
— У вас часто боги кому-нибудь что-нибудь дарят? — поинтересовался Георгий.
— Бывает. Может, вы полукровки? Елена — это как пить дать, я сразу понял, что она не из мира сего. Да и ты, если вспомнить твои любопытные сны…
— В нашем городе все так ходят, у нас это обычная одежда, — довольно сообщила Елена.
Платье и туфли на каблуках — обычная? Георгий усмехнулся про себя. Кажется, у Елены новый бзик. Она соскучилась по обществу. Ее вычурные позы и дефилирующая походка подтвердили догадку. Понятно, что ей не нужен чужой мужчина, тем более средневековый разбойник. Ей просто хотелось нравиться. Это у нее получалось. Когда она появлялась в поле зрения, тренировка шла вкривь и вкось, фразы иногда прерывались посередине, слова забывались.
— И по поводу заточки клинка… — Лежавший на тюфяке Соловей проводил Елену взглядом до реки и лишь после большой паузы продолжил: — Сильно заточишь — в долгом бою меч зазубрится, но если схватка скоротечная, острота сыграет на тебя.
У Георгия давно зрел другой вопрос.
— Если полуторный и двуручные мечи имеют столько преимуществ, почему все не перейдут на них?
Соловей закатил глаза:
— Одноручный меч весит меньше, вырастает скорость, на один удар можно ответить серией. И еще: если в одной руке у тебя легкий меч, во второй может быть щит, второй меч, топор или кинжал. А когда одним клинком заняты обе руки, возможности падают и в скорости, и в защите, и в нападении. На вторую руку приходится вешать дополнительное оплечье, чтобы выступало щитом. Это, опять же, дополнительный вес. Ну-ка, надень мою кольчугу.