В сказке мы тоже встречаем «заикание» калифа и визиря, которые забыли волшебное слово и в отчаянии кричат:
«My.. My.. My..» Оба эти персонажа могут быть соотнесены с пациентом и его настоящим отцом, то есть с обоими отвергнутыми матерью мужчинами. Важное покачивание головой при ходьбе у аиста напоминает судорожные моторные попытки заики произнести фразу. Вызывающее у пациента болезненную симптоматику запрещение выражать свой аффект можно сравнить с превращением героев сказки в бессловесных существ. Параллель усиливается, если вспомнить, как калиф не мог сдержать смех при виде аи-стихи, которая, расправив крылья, демонстрировала танец перед своим господином и повелителем. Легко представить себе, что подобное впечатление могла производить на мальчика влюбленная мать. Печаль аиста также соответствовала его печали.
Несколько лет спустя у моего пациента обнаружилась склонность к сочинительству, и первую написанную новеллу он назвал «Маленькие рыжие собаки». Она начиналась словами: «Я собака», и в ней была описана собака, которая изучает язык людей и ведет беседы со своим хозяином, прежде всего на тему: «Тот, у кого самая большая морда, вызывает самое большое уважение». Его отчим был человеком, очень умело ведущим дела, который дома и в обществе занимал доминирующее положение. При этом бросается в глаза, что в этой новелле, как и в сказке, выбран мотив превращения человека в подобного ему персонажа из мира животных.
Как в «Калифе Аисте», так и в проблематике моего пациента речь идет о взаимоотношениях с отцовской фигурой и о проблеме тени. В сказке эта проблема связана с фигурой злого волшебника Кашнура, чей сын Мирза завладевает троном калифа. В жизненной истории моего пациента в этой роли выступают его отчим и сводный брат, которые таким же образом занимают место пациента и его отца. Кроме того, если взглянуть на проблему с субъективной точки зрения, то здесь налицо и идентичная ситуация во внутреннем мире пациента. Если обратиться к структуре его личности, то можно говорить о преимущественно интровертном эмоциональном типе с сильно выраженными признаками невроза навязчивых состояний. Его бессознательное обнаруживает характерное для этого типа богатство магико-мифологических мотивов, если же говорить о его сознательной области, то он был добрым простодушным мальчиком, который легко стал жертвой агрессивности и стремления к господству со стороны своих близких и поражает, в сущности, только высокая степень его сопротивляемости чужим влияниям. Болезнь проявлялась всякий раз, когда он хотел осуществить свои бессознательные мифологические представления или был ими направляем. Мать и отчим, в свою очередь, обнаруживали немало признаков невроза навязчивых состояний с преобладанием навязчивого стремления к чистоте и порядку.
Невроз навязчивых состояний с его идеалом чистоты подразумевает типичное вытеснение темных сторон существования, а также мира инстинктов, воспринимаемых как грязные, причем бросается в глаза развитие рядом со сверхаккуратной, сверхупорядоченной и сверхприличной сознательной личностью такое же развитие и тени, и такое положение создает проблему, с которой оказывается очень трудно справиться. Именно так обстояло дело с моим пациентом, в котором все окружающие видели чрезвычайно благовоспитанного, любезного и порядочного молодого человека. Конечно, он подозревал, — и сам мне об этом сообщил — что несет в себе очень сильную темную сторону, и что его внутренний мир совсем не соответствует тому светлому образу, который видят окружающие. Наиболее выразительно эта ситуация представлена в сновидении, которое он мне описал во время семьдесят пятого сеанса.
В этом сновидении он со своей семьей в белых одеждах летит по небу в огромной толпе ангелов. Вокруг пролетают люди, одетые в белое и в серое, от которых он узнает, что в белое одеты добрые люди, которые достойно прожили жизнь, те же, кто одет в серое, дурные люди. Когда он повстречал там одну темноволосую женщину, его платье потемнело, став серым, и главный ангел сказал ему, что эта женщина станет позднее его возлюбленной, которая будет им убита. Все люди стали смотреть на него, превратившегося в злодея, и хотели его линчевать. Когда он попытался спуститься на лифте, его настигли два черта, впившиеся зубами в его пальцы, и он, несмотря на все свои усилия, не мог от них вырваться.
Касаясь этого сновидения, я хотел бы выделить ярко выраженную в нем проблему противоположностей: ангел — черт, белое — серое, достойный человек — убийца, которая отягощает душу этого пациента. Несмотря на все попытки защититься, ему долго угрожала опасность быть побежденным своими чертями. Мотив полета, который, наряду с другими, часто всплывал в его снах, в сказке вновь оказывается на первом плане. При толковании сказки с субъективной стороны можно сказать, что положительное Я пациента находится в постоянной опасности быть побежденным комплексом тени, т. е. волшебником и его сыном сказки. Тогда его позитивная сторона сможет существовать только в мире идей и фантазий, который символизируется образом птицы.