Я потому твою возвышу славу,
Что ты, Бахрам, пришелся мне по нраву,
Знаток войны, ты витязь и мудрец,
Был храбрым полководцем твой отец.
Поверь: слова мои — не украшенье,
А ты осмелился пойти в сраженье,
А ты решил со мною воевать,
Беспомощную возглавляя рать!
Но если ты, безумец, жаждешь брани, —
Не жди ты больше от меня посланий».
Бахрам ни разу не прервал гонца,
И, выслушав посланье до конца,
В ответ суровое нашел он слово:
«Властителя болтливого, пустого,
Коварного и злого хитреца
Не уважают смелые сердца.
Внимал я, к роковой готовясь встрече,
И нынешней твоей, и прежней речи,
И понял ясно, что тебе, Сова,
Недорого обходятся слова.
Но силу только тот в словах находит,
Чье царство и величие проходит.
Я слышал, возмущаясь, речь твою.
Во-первых, тем, что ты сказал: «Убью
Ормузда, и возьмешь Иран в добычу…»
О дервише тебе напомню притчу:
Он из селенья выгнан с криком был,
А хвастался: «Я там великим был…»
Двух суток не пройдет, когда мгновенно
Так повернется колесо вселенной,
Что голову твою я отрублю
И шахиншаху в дар ее пошлю.
Еще слова ты говорил о славе,
О дочери, о войске, о державе,
О том, что жалуешь меня страной,
Что будет дочь твоя моей женой.
Когда я слушал слов твоих начало,
В которых мне хвала твоя звучала,
Я думал, что ты знаешь в людях толк:
В конце ты мне велишь нарушить долг.
Не ожидал я этого обмана,
А ты, позарясь на престол Ирана,
Мне посулил и царство, и венец,
И дочь свою, и царский свой дворец…
Нет, моего не оскверняй ты слуха!
Кинжалом твоего достигнув уха,
Я голову твою отброшу прочь,
Тогда себе твою возьму я дочь!
Еще сказал ты: счета нет коронам,
Войскам твоим и странам покорённым,
При этом мне припомнились слова, —
Их воин говорил с отвагой льва:
«К воде быстрей воды бежит собака,
Минует воду второпях, однако».
Свернул ты с благородного пути,
Когда решил на нас войной пойти,
Но ты мои почувствуешь удары,
Насильник, не укроешься от кары.
«Мой раб гораздо более велик, —
Так ты сказал, — чем тысячи владык.
Покорны мне все крепости вселенной», —
Так ты сказал, свидетель — мир нетленный.
Но знаешь сам, что множество путей
Ведут к воротам этих крепостей,
По тем путям проходит простолюдин,
И царь, и богатырь, чей жребий труден.
В ворота тщетно будешь ты стучать:
На них твоей погибели печать.
Когда меня в свои вельможи прочишь,
Ты этим имя лишь мое порочишь,
Но силу моего меча познав,
Забудешь ты свой милостивый нрав,
А сам найдешь ты мир, стремясь к покою,
Лишь под моей высокою рукою.
Тот путь, которым ты пошел — ничто!
Твои войска и твой престол — ничто!
Ты в трепете смиришься предо мною,
Когда свои дружины я построю.
Ты — лжец, хотя царем себя зовешь,
Но никогда не побеждает ложь…
Еще сказал ты, что меня ты ценишь,
В броню военачальника оденешь, —
Но я уже сейчас достиг высот,
Мой властелин мне оказал почет.
К тебе пришел я, властью наделенный
И знаменем Рустама осененный.
Даю тебе, Сова, трехдневный срок,
А в третий вечер протрубит мой рог:
Тебя своим кинжалом обезглавлю
И голову твою в Иран отправлю!»
Ответ услышав, пожелтел посол,
В отчаянье обратно он пришел.
Стал Совашах мрачнее черной ночи:
Дорога к смерти сделалась короче.
Сказал Фагфур: «Ничтожна вражья рать,
Зачем же убиваться и рыдать?»