Он приказал, чтоб всадников сзывала
На бой бряцающая медь кимвала,
Чтобы колоколов индийский звон
Был горным эхом гордо повторен,
Чтоб громко барабаны загремели,
Чтоб небеса от страха почернели.
Построил войско молодой храбрец, —
Задумчиво сказал ему отец:
«Избранник смелых, младший сын мой милый,
Развей пришельцев завтра грозной силой…»
Сложили всадники свои шатры,
В вечернем мраке вспыхнули костры,
И стиснутое горными грядами,
Простерлось полчище двумя рядами.
В шатре Бахрама собран был совет.
Что принесет воителям рассвет?
Уснули турки, прекратились клики,
Мир сделался ненужным для владыки.
Глава восьмая
Бахрам видит сон и вступает на заре в бой с Совашахом; смерть Совашаха
Уснул Бахрам, но дума о войне
Не улеглась; увидел он во сне:
Полки Турана движутся лавиной,
Они сражаются с отвагой львиной,
И полностью его разбита рать,
И сам он пешим вынужден бежать,
И друга нет ни спереди, ни сзади,
И тщетно он взывает о пощаде…
Проснулся он печален, удручен,
Но скрыл он ото всех тяжелый сон.
Бахрам, одевшись, ночь провел в тревоге.
Вдруг топот он услышал на дороге:
То прискакал Харрод Бурзин верхом,
От Совашаха убежав тайком.
Сказал Бахраму: «Где твоя охрана?
Иль ты силков не видишь Ахримана?
Храни бойцов по долгу главаря,
Их души не растрачивай ты зря.
Достоин будь высокого удела:
Великое начнешь ты завтра дело!»
Бахрам — в ответ: «В твоем роду, скажи,
Ужели все такие же мужи?
Все, видно, промышляют рыбной ловлей,
Зимой и летом заняты торговлей.
И ты закидываешь в лужу сеть, —
Тебе ли в бой лететь, мечом владеть?
Увидишь ты, когда заря проснется,
Достоин ли я званья полководца,
Увидишь ты, как превратятся в прах
И вражьи полчища, и Совашах!..»
Вот на добычу солнце-лев стремится.
Даль побелела, как лицо румийца.
Раздался гром трубы и гул копыт, —
И под копытами земля кипит.
Военачальник, с палицей и в шлеме,
Промчался перед воинами всеми.
Изадгушасп на поле вывел свой
Трехтысячный отряд передовой.
Скакун его подобен был плотине,
Что преграждает путь речной стремнине.
Средину возглавлял Ялонсина.
За ним — упорна, опытна, сильна,
Главой Кундогушаспа называя,
Дружина возвышалась тыловая.
Сжигал траву Кундогушаспа конь, —
Он высекал копытами огонь…
С рядов передних клич раздался бранный:
«Золотошлемные мужи Ирана!
Того, кто побежит спиной к врагу,
Я обезглавлю, а потом сожгу».
И, как судьба, неотвратимый, строгий,
Закрыл он к отступленью две дороги, —
Велел он к бегству преградить пути,
Чтоб смерть или победу обрести.
Писец Мехран предстал пред исполином.
Сказал ему: «Поверь моим сединам, —
Да будет в битве бдителен твой взор:
Не видно ни земли, ни рек, ни гор
Под меченосным воинством Турана!»
Разгневался воитель на Мехрана,
Сказал: «О ты, нечистый враг добра,
Слуга чернил, бумаги и пера!
Кто заставлял тебя, писака хилый,
Подсчитывать дружин туранских силы?»
К Харроду прибежав, сказал Мехран:
«Бахрам нечистым духом обуян!»
И оба старца прикусили губы:
Сановникам сражения не любы.
Они бы прочь бежали поскорей,
Но трепетали пред царем царей.
Они на холм взобрались перед строем,
Чтоб легче было наблюдать за боем,
И за Бахрамом пристально следя,
Они уставились на шлем вождя.
Разгневанный Бахрам, вступая в битву,
На поле боя произнес молитву.