Сейчас врагам не до красивых слов,
Все думы — о спасении голов.
Разите же пришельцев посрамленных,
Сперва стараясь уничтожить конных!»
На холм крутой поднялся Чубина,
За шахом вслед погнался Чубина,
Помчался барсом по степи зеленой,
Стрелу достал из стали закаленной,
Четыре прикрепил стальных крыла.
Потом, чтоб метко прянула стрела,
Он богатырским натянул движеньем
Свой гибкий лук, и отпустил с уменьем
Он тетиву, рукой натер он лук.
В изгибе лука треск раздался вдруг
И завопил, казалось, лук из Чача,
Но суждена была ему удача, —
Свистя, взвилась пернатая стрела,
Хребет Совы насквозь она прошла,
И голова Совы склонилась долу:
Пришел конец величью и престолу.
В степной песок зарылась голова,
Бесславно кончил жизнь свою Сова.
Туранцев ужаснула смерть владыки,
И поднялись и стоны их, и крики.
Сказал владыка новый, Пармуда:
«Роптать не будем. Страшная беда
Нам предначертана творцом небесным.
Для войска поле оказалось тесным,
Мы не сумели на врага напасть, —
Десятая лишь воевала часть,
И многие раздавлены камнями,
И многие затоптаны слонами,
Иные, обезглавлены, лежат,
И среди них — Фагфур, мой младший брат.
Бахрама счастье было недреманным, —
Смиримся перед горем богоданным…»
Бахрам ходил среди бойцов своих,
Осматривая мертвых и живых.
Закат, как кровь, пылал на небосклоне,
С пустыми седлами блуждали кони.
«Узнай, кто мертв из наших смельчаков,
Каких оплакивать нам земляков:
Возьми ты часть моих трудов печальных!» —
Харрода попросил военачальник.
Харрод заглядывал во все шатры
В лощине, у подножия горы.
Одной потерей был Харрод расстроен:
Исчез отважный, родовитый воин,
Из тех людей, чей предок — Сиавуш,
Бахрамом назывался этот муж.
Хотя Харрод искал его упрямо,
Пришел он к полководцу без Бахрама.
Бахрам был этой вестью огорчен.
«Ушел от нас храбрец!» — воскликнул он.
Недолго тосковал он о потере:
Тот появился, словно ключ от двери!
Туранца пленного привел смельчак,
И злобою пылал плененный враг.
Сказал Бахрам Бахраму: «Соименник,
Живи и здравствуй вечно! Кто твой пленник?»
Потом туранцу крикнул он: «Изгой,
Исчадье адово, — кто ты такой,
Откуда, каковы твои занятья?
Тебя теперь твои оплачут братья!»
Туранец отвечал: «Я — чародей,
Я ни врагов не знаю, ни друзей,
Тому, кто воинов ведет в сраженье,
Я помогаю в трудное мгновенье.
На храбрецов я навеваю сны,
Чтоб души были их потрясены.
Ведь это я в тебе тоску посеял, —
Я на тебя тот сон дурной навеял.
Способен и на большее мой дар:
Я — обладатель дивных, сильных чар.
Постиг войска Турана жребий черный,
И на ветер пошел мой труд упорный.
Но если пощадишь ты жизнь мою,
Тебе я буду помогать в бою».
Воитель погрузился в размышленья.
«А вдруг, — Бахрам подумал, — в день сраженья
И впрямь смогу я отвратить беду,
Когда я в нем помощника найду?
Но Совашаху не помог, однако,
Колдун, идущий по дороге мрака!
Нам благо от всевышнего дано,
Иначе не пришло бы к нам оно».
Велел он обезглавить чародея,
Встал и воскликнул, к свету тяготея:
«Творец, великий в счастье и грозе,
Блажен идущий по твоей стезе.
Все — от тебя: тоска и наслажденье,
Восторг и стыд, величье и паденье!»
Сказал военачальнику писец:
«О богатырь, отваги образец,
Ты стал оградой городов Ирана,
Тобой держава наша осиянна,