Выбрать главу

Но эти мечты так и остались мечтами, и когда юноша вырос и более-менее вошёл в разум, он стал стыдиться своих детских желаний.

Чего же ему бояться и стыдиться сейчас, когда он перестал быть человеком? Карий, - нет, Кощей! - устремил свой шаг по петляющей, извилистой дороге, ведущей к Чёрному замку.

 

                                                              * * *

В полночный час в Чёрный замок пришли ужас и смерть, когда пришло Оно... или Он? Разбойники были настолько напуганы, что не сразу поняли, что же это за существо: человек, или какое-то иное порождение Тьмы.

Когда за тучи скрылись звёзды и полная, кровавая луна, над замком разнёсся ужасный звук, от которого даже у самых отважных мужчин в жилах застыла кровь - это прозвучал жуткий крик, который мог бы издавать разве что демон, или сумасшедший. Следом за этим криком всё начало рушиться и разваливаться: разлетались на тысячи осколков кружки с пивом и квасом, со стен полетели камни. Те, кто не успех заткнуть уши, - а таких было большинство, - падали на пол замертво с разорванными барабанными перепонками, окровавленными раскрытыми ртами и искажёнными от ужаса лицами. Те же, кто сообразили и прикрыли руками уши, смогли увидеть следующее и, верно, пожалели, что не умерли вместе со своими товарищами - такой страх их обуял.

В окне, что располагалось на первом этаже, показалась голова: жидкие тёмно-русые длинные волосы, грязными патлами падающие на бледное и худое, как у мертвеца, лицо. У чудовища были горящие карие глаза, настолько глубоко посаженные, что казались провалившимися в глазницы. Оно трижды стукнуло по слюдяному окну длинным, худым, как голая кость, пальцем и жутко улыбнулось. Во рту у него были острые, кривые клыки, похожие на волчьи.

Первым закричал от ужаса самый младший из разбойников - совсем юный мальчик лет тринадцати: он подал голос тонко и жалобно, как пойманный охотником заяц. Затем крик подняли и остальные - все разбойники визжали, словно женщины, плакали от страха, как дети; толкаясь, они бросились по лестнице на второй этаж.

Тогда-то и произошло это: разбойники, которые ещё не успели побежать по лестнице наверх, смогли увидеть, как существо открыло рот, что в тусклом свете луны показался им чёрным провалом, и снова издало свой жуткий крик. В следующий миг с душераздирающим треском и грохотом обвалилась лестница вместе с бежавшими по ней мужчинами, которые уже успели подняться метров на восемь, и потому в живых не осталось никого.

 

Глава 8. Губительная страсть

Минула тёплая ласковая пора лета, отцвели в поле ромашки, деревья оделись золотом. Потом была холодная, как нелюбимая женщина, зима со своей     жестокой стужей; затем яблони вновь оделись ароматным розовым цветом, побежали с гор ручьи, прилетели с юга голосистые птицы. И снова лето, снова море солнца, тепла, роскошных цветов и пряного разнотравья.

Никем не видимый, Кощей с ядовитой смесью тоски и зависти следил за хохочущими молодыми парочками, уединяющимися на том же берегу сверкающей, весёлой речки, на котором он когда-то лежал с Василисой, касаясь губами её сладкой кожи.

Но ещё большую горечь вызывало в изуродованном юноше воспоминание о Тёмной Госпоже, о которой он теперь по необъяснимой причине вспоминал с восхищением. Кощей вновь и вновь вызывал в памяти её блестящие цвета золота волосы, большие холодные зелёные глаза и насмешливую улыбку, кривившую идеальной формы губы. Он так и не успел спросить, как её зовут!

Не было минуты в его безутешном одиночестве, чтобы он не вспомнил, как нечаянно коснулся её руки, ледяной и нежной на ощупь, как рука мраморной статуи.

Впрочем, несчастлив тот, у кого остаётся время на грусть и терзания прошлым; у Кощея же такого времени почти не было. Несколько месяцев назад он нанял слуг, которые показали себя как отъявленные негодяи, что только было ему на руку - Кощей давным-давно вычеркнул себя из списка добрых людей, да и вообще людей. 

И снова пришла тёмная, богатая на шорохи и ароматы растений ночь, когда обнажились все потаённые чувства Кощея, о которых он не подозревал днём. Была эта запоздалая нежность не к кому-то определённому, а к далёкому, прекрасному прошлому в целом, и вместе с тем - болезненная, исступлённая злоба на весь мир и всех людей только за то, что они не стали чудовищами.