- Прости, - пробормотал Карий, робко подняв глаза на утончённое, белое, точно снег, и будто неживое лицо, на котором двумя зелёными звёздами светились холодные глаза.
- Не проси прощения, - юноша встретился взглядом с зелёными очами девушки, чувствуя, как страх мучительно скручивает его нутро; во рту пересохло, руки и ноги мелко дрожали. Так страшно ему ещё не было никогда в жизни, за исключением, пожалуй, того случая, когда с высокой сосны он увидел приближающуюся конницу. Почему же Карий испытывал такой смертельный ужас, находясь рядом с Госпожой, несмотря на её ласковый голос? Ласковый ли? Разве змея умеет шипеть ласково?
- Ты боишься меня? - двумя пальцами девушка взяла Кария за подбородок, слегка приподняв его, чтобы заглянуть ему в глаза, - Напрасно. Мы с братом не сделаем тебе ничего дурного.
- Верно, не сделаем, - Карий впервые за всё время услышал голос её брата-близнеца - приятный юношеский тенор, не имеющий ничего общего с шипящим голосом его сестры. Он перевёл взгляд на бледное лицо Господина, мельком заметив, что тот улыбается ему тёплой, дружеской улыбкой, - Как я понимаю, ты хочешь вернуть свою мать. Это легко исполнить. Сестра, ты знаешь, что нужно сделать.
- Конечно, Толли, - тонкие, длинные пальцы Госпожи запутались в тёмных волосах Кария; холодные губы коснулись его лба в коротком, но полом страсти поцелуе. Земля покачнулась под ногами у юноши, и перед тем, как погрузиться в кромешную тьму, Карий увидел насмешливую улыбку, исказившую идеальные губы Госпожи.
Глава 3. Ужас на крыльях
X век, 915 год. Параллельное измерение.
Всю неделю дул холодный северный ветер, гоняя волны на море и тёмные, грозовые облака на небе. Временами с серых по-осеннему небес срывались одинокие, тяжёлые капли дождя, которые падали на мутную гладь воды, вызывая лёгкую рябь. За прошедший час дождевых капель становилось всё больше и больше, и вот уже холодный, проливной дождь хлынул сплошной стеной, распугивая случайных прохожих, заставляя их в весёлой панике бежать под крыши и навесы.
Тридцатилетня Даитра с лёгкой завистью следила из своего окна за бегущими по мокрым и блестящим улицам юными влюблёнными парочками; совсем молоденькие юноши держали своих возлюбленных за руки, те радостно визжали, словно маленькие девочки, радуясь больше своей первой любви, чем дождю. Когда-то и она, Даитра, была такой же юной, беспечной шестнадцатилетней девчонкой, без ума влюблённой в своего жениха. Где они теперь, её весёлые года? Ну, вышла она за него замуж, и что?
Женщина судорожно вздохнула, сморгнув невольно набежавшие на глаза слёзы от острой жалости к себе. Проклятый пьяница! Вечно прохлаждается в кабаках вместо того, чтобы работать. Да и детей не дали Боги, так что, верно, никто не подаст Даитре на старость лет стакан воды, никто не будет оплакивать её, когда она будет лежать на смертном одре.
Дождь барабанил в окна, как настырный нищий странник, желающий, чтобы его пустили внутрь; женщина распахнула окна настежь, и в комнату вместе с вездесущим шумом улицы ворвались свежесть и приятный запах морского прибоя. Где-то вдалеке, на Центральном острове несколько раз ударили в колокол. Даитра похолодела: недобрый знак - колокол бьёт, когда случается что-то чрезвычайное, хорошее, или не очень. А разве может случиться что-то хорошее в такой мрачный, слякотный день? Следом за этим кто-то снаружи что есть силы, забарабанил в дверь, едва не вышибая её с петель:
- Открой, Даитра! Открывай сейчас же!
Путаясь в длинном платье, женщина бегом спустилась по лестнице на первый этаж, чтобы открыть той, голос которой она узнала бы из тысячи - он принадлежал её старой знакомой, можно сказать, бывшей подруге. Они перестали общаться, когда Даитра узнала, что к ней ходит её муж, якобы делать мужскую работу по дому, помогать бедной вдове. От осознания того, чем они там на самом деле занимались, у Даитры сами собой сжимались кулаки и стискивались зубы. Но сейчас в голосе этой распутницы звучала такая неприкрытая паника, что женщина вмиг забыла про все обиды.
Когда Даитра открыла дверь, её взору предстала дрожащая не то от холода, не то от страха создание с припухшими, красными глазами и уродливо перекошенным лицом:
- Даитра, твой муж... Мне так жаль!