- Расскажи ей, - Орис был неумолим в своем решении.
Он уже потерял отца, о матери знал лишь, что она сбежала от них к другому человеку, когда ей надоело спасть на просоленных сетях и питать лишь рыбой и хлебом. А теперь он мог потерять и Лолин. Но, по сути, у него никогда ее и не было. Он был с призраком без памяти. Она никогда не могла быть с ним. Но, возможно, она будет с ним потом. Как? Этот вопрос его пока не занимал.
Зеленоватая дымка, что до поры окружала их, всполохами освещая бледные лица, исчезла, осыпалась на песок тончайшей сетью искорок. Фетида шагнула к Лолин, тут же взвившейся при виде нее. Она уже не могла видеть одинокой слезы, что прочертила дорожку по сухой обветренной щеке. На его лице ни дрогнул ни единый мускул и тем более печальна и страшна была эта картина. Он словно замер, превратился в изваяние в ожидании того, что будет дальше. Что последует после исполнением Фетидой своего обещания.
Фетида не сказала ни слова. Легкий взмах руки, и Лолин против своей воли опустилась на песок на колени перед своей госпожой, в испуге подняв на нее глаза и ожидая худшего. Но богиня лишь опустила свою изящную руку на ее голову. Зеленовато-голубой туман окутал ее голову и вновь, как и в первый раз проник через глаза. Она вздрогнула всем телом, словно по нему прокатился электрический разряд. А потом все пропало и ослабевшее тело упало на песок, словно все силы покинули его, когда туман поселился в ее голове.
Орис стоял и ждал. Он не пытался приблизиться, что-то сказать или просто окликнуть. Он не хотел мешать. Просто стоял и смотрел, даже не заметив, как исчезла в волнах морская богиня. Сделав то, что обещала, она ушла. Но лишь для того чтобы устроиться неподалеку и наблюдать, и слушать все, что будет сделано и сказано.
Лолин лежала на песке. Ее сердце бешено колотилось, в ушах гремел плеск волн прибоя, что было первым признаком скорого наступления утра. В голове одна за другой проносились картины. И она вспоминала, была вынуждена вспоминать. В нее словно заложили программу по просмотру ролика из картин ее жизни. А слова и реплики читали другие голоса незнакомых ей людей. Она увидела все, рождение, детство, взросление, отъезд из дома и смерть. Осознание пришло слишком быстро. Оно не дало ей времени примириться с этим. Оно накинулось быстро и беспощадно, оно поглотило и растворило ее, оно разбило ей сердце и изрезало ее душу. Оно запустило липкие пальцы страха и боли в каждую ее частичку, выпивая силы, надежды - все.
Когда слезы кончились, она перевернулась на спину. Звезды висели на своих обычных местах и смотрели на нее равнодушные в своем сиянии. Заблудившимся путникам они могли спасти жизнь, но ей им нечего было предложить. Внутри было пусто, как будто, кто-то высосал вместе с душой и все ее внутренности. Лолин ощущала себя лишь оболочкой, которая почему-то еще дышит, имитируя жизнь. Крадет минуты и часы у времени. Лицо застыло маской немого ужаса, скованное обрушившейся на нее правдой. Лолин закрыла глаза и прислушалась. Ее дыхание было ровным, лишь слегка поднималась и опускалась грудная клетка. Она чувствовала, как по ее венам бежит кровь, как бьется ее сердце. Ее мертвое сердце. Вокруг нее мир продолжал жить так, как и всегда. Он словно не замечал того противоестественного, что произошло. Колыхались на ветру волны прибоя, принося к берегу шапки пены. Оставляя их там словно подношение, удалялись назад, за новой порцией. В воздухе уже разливался аромат подступающего утра. По небу летали чайки, шумно переговариваясь, они зорко осматривали поверхность моря, в надежде на обильный корм.
Во рту образовалась вязкая слюна. Глаза вновь защипало. Но Лолин больше не позволила слезам пробиться наружу. Она вновь вспомнила увиденное. До этого момента воспоминания, словно не принадлежали ей, она помнила иную свою жизнь. Но все оказалось обманом. Будто в ней одной слились две сущности. Одна настоящая и та, что была создана богиней. Вот только она настоящая уже давно мертва. Это гулким эхом отдалось в ее голове. Оно не уходило, то затихая, то вновь набирая силу, но ни на секунду не давало ей забыть об этом. Когда ты понимаешь, что все, это конец, все становится безразлично. Тускнеет, словно выцветающая картина, блекнут цвета, стираются краски. Больше всего ей было жаль маму. Свою старую одинокую мать. Ведь она никогда не увидит своих дочерей. Лолин не знала, что стало с Миррой, но не сомневалась, что сестра уже никогда не переступит порога отеческого дома и не обнимет их мать. И она не сможет стать ее отдушиной, ибо тоже не сможет вернуться. Ее жизнь теперь подчиняется совсем иным законам, другим правилам.