Когда Кир только попал на территорию Сарсы и познакомился с её народами, его одновременно восхитила и удивила их способность чувствовать природу. Эти люди, одновременно простые и умудрённые, гармонировали с окружающей средой, забирая только самое необходимое и повинуясь негласным законам и языческим представлениям. Даже междоусобные княжеские раздоры, ордынское нашествие и постоянная грызня с западными соседями не сказывались на их общем мировоззрении. За эту простоту Кир и полюбил сарсов — было в них что-то родное, давно забытое им самим, что вызывало трепетную любовь и ностальгию.
— Вот они где, конелюбы, — зловеще прошипел шедший впереди Марибор, с едва слышным звоном вытащив из ножен меч, — ну что, княже, теперича-то пора?
— Обожди, — Кир стянул со спины каплевидный щит, обтянутый крашеной в чёрный цвет кожей, — ближе надобно подойти, разглядеть, что там да как. Бо сначала подожжём их.
Стоянку колозья расположили почти у самого побережья Косына. Шатров было всего пять — два для солдат, один под оружие, другой под провизию, а пятый, самый большой и расписанный золотыми нитями, предназначался для унбашы и командующего этим отрядом йозбашы(5). Несмотря на численность в сто человек, лагерь стоял тихо — начиналась глубокая ночь, и люди и кони давно спали, не чувствуя приближающейся беды. «Степняки действительно боятся этого леса, — за всё время они не встретили ни одного дозорного, — или не рассчитывают, что кто-то будет пробираться через непроходимую пущу. Не боятся чёрных рысей…»
Легенда о ведьме-оборотне, чёрной рыси, брала истоки от начала бытия сарсов, ещё когда их предки только-только обживались возле лесов и рек. Говорили, что именно в Хазлинской пуще, на её северных широтах, впервые появилась необычайной красоты женщина с тёмными как ночь волосами. Её чарующий голос сманивал молодых сарсичей в чащобу, где она зачинала от них своих сыновей и дочерей, а после пожирала, дабы никто не мог рассказать её тайну. Впрочем, одному всё же удалось уйти. Этот выживший рассказывал о домах на деревьях, где жили чёрные рысьи оборотни, о бродящих среди ветвистых корней белоснежных лошадях с длинным рогом во лбу, об изгибающихся змеях, творящих ворожбу. Но эти рассказы с каждым разом становились всё невероятнее и кровавее, дабы отвадить молодых охотников от тех мест. Хотя Вестная Церковь немного размягчила представления о мире, отделив его в головах людей от мира духов, ещё оставалось немало сарсичей искренне верящих в чёрную рысь. А Кир как никто другой знал, насколько бывают правдивы сказки Сарсы.
— Трое конных, пятеро пеших, — едва слышно доложил Марибор, вглядываясь вперёд. На протоптанной дороге темнели силуэты в тяжёлых пластичных доспехах с копьями в руках. У конников за спиной виднелись луки. Слышался быстрый колозьёвский говор, сдабриваемый смехом и жестикуляциями, — эк щебечут, пташки. А ну-к, Лазоря, пусти вон тому, с окосевшей рожей, между глаз.
— Марибор! — хотя Белояр старался говорить тихо, его бас обухом ударил по ушам. — Кто дозволил прежде князя молвить указы лучникам?
— Самострельщики — стрелы в ложе, — Кир неотрывно следил за дозорными. Колозья никак не ожидали, что кто-то появится из леса, и это было преимуществом для «Чёрной Рыси».
Позади него раздались тихие щелчки, и скрип туго натянутых воловьих жил. Вперёд вышло четверо дружинников с тяжёлыми арбалетами в руках, и Лазоря, старающаяся не отставать от них. Девчушка крепко сжимала в руках деревянный корпус своего самострела, нацелившись в одного из конников. Лазурные глаза, казалось, едва светятся в темноте.
— Пли, — коротко приказал он.
Арбалеты щёлкнули почти одновременно, равно как и одновременно упали пятеро степняков, не успев даже вскрикнуть. Зазубренные стрелы пробили глаза и виски — не зря Кир так долго тренировал именно арбалетчиков своей дружины. Заржали испуганные кони, попытавшись сбежать, но выскочившие из кустов Марибор и несколько дружинников тут же подхватили их под узду, уводя в лес.
— Поджигайте стрелы, — позади послышался удар кресалом о кремень. Сарсичи не так давно начали осваивать добычу огня при помощи огнива, потому такое приспособление считалось большой редкостью, особенно в походе. Белые искры брызнули в глиняный горшок с сухой соломой, воспламеняя этот незатейливый трут. Разжигающий подкинул берёзовой коры и очень скоро запахло дымом.
Один за другим, лучники, окуная в пламя стрелы с обмотанными вокруг наконечников масляными тряпками, подходили к импровизированному костру, тщательно закрываемому щитами.
— Подле шатров цельтесь, — Кир обнажил меч и поднял щит, — токмо мы дорогу пересечём, сразу палите, — он оглянулся, — ну что, братцы, сдюжим?
— Сдюжим, княже, — Белояр играючи постукивал шестопёром себе по ладони под одобрительный ропот остальных, — с Богом!
Чернота Хазлинской пущи ожила, надвигаясь на лагерь колозьев. Хищно, словно клыки и когти, сверкали в свете луны мечи, топоры и булавы.
— Не могу… нет сил ждать боле! — Марибор два раза ударил мечом по щиту и рванул вперёд. — Выходи, супостаты, на честной бой с богатырём сарсиным! Отведайте стали калёной, пока не накушайтесь, эх!
В небо, покрытое россыпью звёзд, взметнулся огненный залп стрел, обрушившись на белые ткани шатров. Огонь сразу же занялся сухой тканью, поджигая округлые верхушки спален. Со свистом Марибор и дюжина дружинников ворвались на просыпающийся лагерь, перерубая растяжки шатров и прорываясь к оружейной. Громко ржали разбуженные кони, силясь вырваться из горящего полевого стойла, кричали горящие колозья, придавленные пылающими шатрами. Вновь послышались сухие щелчки арбалетов — взявшиеся было за оружие степняки упали как подкошенные, сражённые стрелами. Но на шум боя уже спешили патрульные отряды, заряжая луки.
— Ко мне! Щиты поднять! — рявкнул Кир, услышав приближающийся топот копыт. Дружина тут же встала спина к спине, уперев щиты в землю и выставив вперёд копья. И едва сам князь успел закрыться каплевидным щитом, как в него вонзились, застряв, две стрелы с полосатым оперением.
— Кир! — прорычал Белояр, медведем бросившись на двух конников, скачущих по дороге. Один могучий взмах шестопёра начисто снёс голову обнажившему изогнутый меч степняку. Второй опустил копьё, надеясь с разбега пронзить великана, но стрела Лазори, неприметной в темноте дороги, выбила его из седла.
Глаза девчушки сияли, словно камни лазуриты, но в них уже не было ни кроткости ни жалости. Огонь напоминал ей о сожжённом дотла поселении, где она жила раньше. Сейчас даже Кир не помнил названия той деревушки, но именно он и Белояр нашли окровавленную девчушку с обгоревшими волосами, остервенело рвущей на части взрослого мужчину-колозья обычным кухонным ножом. Погибло всё, что она знала и любила — братья, сёстры, родители, скотный двор и все друзья. Всё, что осталось у Лазори, только ненасытная жажда мести, горящей сейчас в её глазах.
Один из степняков насилу выполз из догорающего шатра, пытаясь добраться до дороги. Увидев хрупкую фигурку в чёрной епанче он что-то залепетал на своём языке, но в ужасе замычал, увидев её взгляд. Даже Белояр невольно забормотал молитву, когда впервые узрел пляшущие языки пламени в глазах Лазори, и то, с каким равнодушием девчушка забирала жизнь другого человека, не поведя и бровью. «Лазоря — мёртвый человечек, — сказал как-то Белояр Киру, наблюдая, как девушка учится стрелять из самострела, — заблудшая душа. Токмо убивать и желает. Нет в ней уж ни милости и ни сострадания, токмо к тебе, княже, она располагает». Впрочем, с этим отчаянно не соглашался Марибор, всячески пытаясь Лазорю развеселить или отвлечь. Иногда ему это удавалось, но чаще всего она отвергала его, предпочитая оттачивать навыки стрельбы.