— Испокон веков Выхрит переправой служил, — сотник кивнул, поглаживая кустистую бороду. Куполообразные шлема блестели от росы и колодезной воды от недавнего умывания, — и ныне послужит. Коли мира нам желаешь, так и мы добром ответим, — он сделал отмашку в сторону стен, и стоящие в башнях и на пряслах (2) самострельщики опустили оружие, — полно, светлый княже, буди гостем дорогим!
Дружина вновь двинулась, но на этот раз куда спокойней. Вновь послышались оживлённые разговоры, бряцанье посуды и весёлая песнь. Храпевший доселе юродивый скатился в дорожную пыль и с радостным гиканьем начал дразнить юнцов, огрызающихся беззлобными шутками. Марибор окончательно успокоился и снял шлем, звеня его бармицей и одновременно браня Репья за попытку увязаться за кобылой Лазори. Девчушка не шелохнулась, строго посмотрев на ворчащего детину, но ничего не сказала, гордо задрав носик.
— А что, Кочебор? — отряд из Выхрита присоединился к ним, сопровождая до стен. — Не мало ль молодцев князь на стену выставил? — один лишь вид Белояра заставил городских коней испуганно всхрапнуть. — Али все они богатыри, что сотню в одиночку могут сдюжить?
— Кого там — юнцы безусые-безбородые, — сердито заворчал сотник, похлопав коня по крутой шее, — токо копьё в руках держать научилися, а всё туда ж.
— Где ж другое воинство? — на этот раз Кир действительно удивился. — Как может статься, что Гордей да и сам Миронег оставили град без защиты?
— Да весть пришла, что колозья по нашим границам рыщут, — Кочебор недобро покосился в сторону степных гладей и тёмной полоски леса вдали, — вот княжич и направился им сечу дать, дабы неповадно было землю сарсовскую топтать!
Кир едва не выпустил из рук поводья. Даже Белояр, на что невозмутимый и спокойный человек, побледнел, медленно повернувшись к нему. Со звоном слетел на землю шлем Марибора, упущенный из рук растерявшегося детины.
— Вот же олух Царя Небесного! — перекрестился великан, достав из-за пазухи крест и поцеловав его. — И как же давно княжич выступил?
— Да почитай как получил весть, так собрал дружину и — фьють! — их реакция озадачила сотника Выхрита. — А то что ж ему, пустомеле, родимый кром опостылел, сечи ему подавай. Всех холопов извёл, Ирод!
— И не ведал юнец, что смерти навстречу ускакал, — негромко сказал Кир, но его слова зазвучали в нависшем молчании словно гром, — немедля надобно Мирославу объявить, чтоб городские ворота закрывал да людей на ладьи прилаживал. Бо три десять туменов идут на нас.
— От ож собаки степные, — охнул Кочебор, — энто чтож, никак Орда новая собирается?
— Не ведаю, — он заметил вдали, у самого горизонта одинокую фигурку всадника, мчащегося во весь опор в сторону города, — но свора великая, даж хором не устоим. Лазоря, — окликнул он девчушку, — ну-к глянь, у тебя глаз вострый, что у соколицы: кто там скачет?
Та зарделась, польщённая его словами, но живо приложила руку ко лбу, всматриваясь вдаль. Жёсткие, даже несколько угловатые черты её лица вытянулись ещё больше от напряжения.
— Сарсич, светлый княже, — промолвила она, застенчиво посмотрев на медальоны на груди Кира, — со щитом, стрелами пронзённым, а на щите-то заяц с крылами.
— Из гордеевой дружины, — убеждённо воскликнул Марибор, немного выехав вперёд и также вглядываясь в сторону степей, — но коли он один, что ветер в поле, сталбыть, беда приключилась… Не было печали — так бесы накликали! Эх!..
***
Городская дорога мало чем отличалась от окраинной. Твёрдая и сухая земля, расчерченная следами колёс и копыт, в дождливые дни превращалась в сплошное месиво грязи и воды. Из сторожек дозорных доносился запах сыра и свежего хлеба — время раннего завтрака. Дружинники Кира, также почувствовавшие голод, торопливо заходили за тяжёлые дубовые ворота, осматривая узорчатые крыши изб и прочих зданий. Расписные охлупни (3) изб извивались зелёными узорами, охватывающих резные заячьи головы. Сидящая на стамике (4) ворона хрипло каркнула проезжающим по дороге «Рысям», расправив крылья и устремившись в сторону леса. Выхрит проснулся с первыми лучами солнца, наполняясь гомоном, скрипом узорчатых ставен и мычанием выгоняемой на водопой скотине. Пахло молоком, парной кашей и выпечкой.
Ярмарочная площадь ещё пустовала, пестря красными и белыми лентами на шесте и верёвках у прилавков. Громко запел петух, вскочив на забор купеческой избы. Послышалось кряканье и гогот гусей, выгоняемых из хлева во двор, а погодя минуту появился и хозяин дома — полноватый мужик в льняной рубахе, оторопело уставившийся на идущую перед ним дружину.
Зазвонил колокол храмовой часовенки, чья деревянная бочковая крыша возвышалась подле княжеского крома. На некоторое время город затих, предавшись молитве, и даже дружинники Кира притихли, молча и опустив глаза, двигаясь дальше. Белояр с бормотанием перекрестился, высящемуся над ними деревянному распятию. В такие моменты, Кир любил его больше всего — одухотворённое умиротворение, читающееся на бородатом лице, как-то успокаивало и его истерзанную душу, вдохновляя на жизнь. Блестящие в свете восхода глаза излучали восторженное счастье, словно бы он находился в эйфории. «Удивительный народ, — Кир посмотрел на остальных. Марибор молился неумело, по своему, но очень искренне — как и подобает сарсиному воину-дружиннику. Лазоря же, покрыв голову белым платочком, склонила голову к прижатым друг к другу ладоням, закрыв глаза. «…избавь меня от лукавого…» — донеслось до Кира слова девчушки. Князь только вздохнул и сжал на груди первый медальон с тремя кругами. Это была не его вера, не его народ… Но вопреки многим обстоятельствам и даже здравому смыслу, он хотел стать частью их жизни. Частью Сарсы с её простодушием, беззлобностью и свободолюбием.
— Светлый княже, — прогудел Белояр, возвращаясь из состояния одухотворённости. Его лицо словно потемнело, но в глазах всё ещё горел огонёк радости, — изволишь спешиться и пешим дойти до хором Мирослава?
— Да, — за молитвой они и не заметили, как прошли весь город до внутренних стен крома. Кир остановился перед подъёмом наверх, спешиваясь с Воронка, — надобно поспешать. Коль Гордей и впрямь подмоги просит, то промедление смерти подобно.
Белояр кивнул, спрыгивая с седла. Подоспевшие конюхи Выхрита поспешили взять под узды Смирнушку, покорно последовавшую к корыту овса и лоханке воды. Дружина остановилась, разгружая обозы. Воины чувствовали скорый отдых — им пришлось шагать весь день и ночь по бездорожью и даже крепкие опытные дружинники облегчённо вздыхали концу их путешествия. Кир посмотрел за их головы, надеясь увидеть того всадника, что прибыл одновременно с ними, но, видимо, Кочебор ещё не окончил его допрос. Ещё неизвестно, в каком состоянии тот находился — колозья редко отпускали пленников, даже сам Кир едва смог уйти от них в Румороде.
— Так и нам надобно косточки размять, — Марибор последовал за князем, поправляя меч в ножнах, — авось Миронег нынче не с той ноги встал? Бо слыхивал я, будто он со старшим сыном намучился, аки святой от чертей спасался.
— Я те!.. — у Белояра даже борода зашевелилась от такого сравнения. — Вот что ты за балда окаянный, Марибор? Ещё на порог взойти не успел, а уж забижать начинаешь! Не по сарсински это, не по Вести Благой!