Глава шестая
Вернувшись домой, Федор и Абрам в первый раз не знали, можно ли им по-прежнему вместе сойтись.
Похватавши хлебца у матерей, побежали они по привычке на огород, на то самое место, где всегда игрывали, но друг до друга не добежали, а стали одаль, как будто между ними какая-нибудь разметка была положена.
Стоят, жуют и один на другого исподлобья посматривают, а ближе не подходят.
Наконец, один заговорил:
– Нам, – говорит, – теперь заказано, чтобы с вами не водиться.
А другой отвечает:
– И нам то же самое.
Помолчали.
– Про вас наш учитель говорил, что вы – поганые.
– И наш про вас говорил, что вы – поганые.
– Нет, мы не поганые – нам наш бог особливый закон дал, нам свинью есть нельзя, а вы едите.
– А вы ее отчего не едите?
– Я не знаю.
Опять помолчали.
– А что она, свинья, вкусная или нет?
– Если мать ее с черносливом и маслиной испечет, так она очень вкусная.
Абрам задумался. Ему давно приводилось нюхать носом у Федора, как сладко пахнет свинина с черносливом, и у него теперь под языком защекотало.
Абрам плюнул и сказал:
– Поганое!
Федор говорит:
– Моя мать не печет поганого… А у нас школа лучше вашей.
Отвечает Абрам:
– А наша еще лучше вашей. У нас меламед в сивых кудрях и все знает.
– И наш все знает!
– Наш про вас знает, что вы – поганые, а мы – чистые.
– Да это и наш говорит, что вы – поганые.
– Ну, так погоди, я об этом отцу скажу.
Оба рассказали отцам, а потом сошлись и опять перекоряться начали:
– Отец говорит, что ваш учитель пустяки врет.
– А мой отец говорит, что ваш учитель пустяки врет.
Пошли с этих пор всякий день считаться и скоро после того Федор и Абрам, от рождения своего дружные, начали друг друга поталкивать да с кулаками один на другого наскакивать.
– Ах ты жид! – говорит один.
А другой отвечает:
– Ах ты гой-изуверный!
Пошло дальше, в том же роде, и у других. Где только встретятся дети разноверных отцов, так уж им и не охота друг с другом в лад между собою забавляться, а охотнее стало мануться, чтобы друг друга осмеять, да выругать, и притом непременно как-нибудь самым обидным манером, чтобы чужой веры или отца с матерью коснуться.
Все еще понимали в разности вер очень мало, и то одно только самое поверхностное, а спорили очень много и часто заканчивали свои споры драками.
Глава седьмая
Из-за детей вскоре и отцы начали ссориться, и сами тоже стали учить детей, чтобы не сходились.
– Через вас, дескать, теперь только стала распря.
Федорова мать и Абрамова мать пошли раз на огороды, чтобы поискать сыновей, и видят, что их сыновья стоят друг против друга на меже и толкаются, а у самих у обоих глаза горят и оба друг на друга кулачонки сучат.
Один покрикивает: «Подойди-ка, подойди!» и другой – тоже.
Матери их развели. Всякая взяла себе под рукав своего и говорят:
– Удивительно, отчего прежде они никогда не ссорились. Это, верно, твой моего задирать начал.
А другая отвечает:
– С какой стати берешь на моего говорить? Мой всегда смирный, а это твой задирает.
Начали спорить: «твой – этакой», а «твой – этакой», и разругались.
– Чтоб нога твоего, – говорит, – на наш огород не вступала.
И другая сказала то же.
И взяла одна камней набрала и стежку проложила, чтобы за этот рядок Федор с Абрамом и переступать не могли. А другая говорит:
– Я сама еще рядок камешков подброшу.
Стала камни швырять, да, в сердцах, одна камнем в соседку попала. Та завизжала.
Кинулись друг на дружку и начали одна на другой платье рвать, да в глаза плеваться. Дети за ними. Сделалась драка, и поднялся такой большой шум, что услыхали другие соседи и тоже выскочили на огород смотреть, как две бабы дерутся, а ребятишки им помогают. Услыхали, наконец, и отцы Федора и Абрама, что их жены и сыновья дерутся, и прибежали и стали их разнимать, да вместо того сами подрались. А соседи, которые видели драку, глядят через заборы и руками пока не вмешиваются, но стараются помогать молитвами.
А потом те и другие не вытерпели, перелезли через загородки и стали каждый своими кулаками подсоблять и вышло общее побоище.
Пришли военные и их разогнали, а тех, кто начал драку, за клин посадили и ноги им в колодки забили, а правителю доложили, что все эти люди за веру ссорятся.
Правитель велел христианина выпустить, а жида еще побить и с него штраф взять, чтобы другим не повадно было с крещеными ссориться.
Прежних соседских ладов между Федоровым отцом и Абрамовым с сей поры как и не было. Вместо приязни настало такое неудовольствие, что из них ни один друг на друга и смотреть не мог без гнева. А чтобы вперед еще драки не было, они разгородились высоким каменным забором, так, чтобы никто на соседское место и заглядывать не мог. Так прежние добрые соседи состарились и в распре друг с другом померли.
Глава восьмая
А время шло вперед, как ему богом указано, и Федор, и Абрам выросли, отучились и стали хозяйствовать. Оба они продолжали дела, которыми их отцы занимались.
Федор торговал с заморскими городами, а Абрам золотые и серебряные вещи делал. Оба жили в достатках, но друг с другом по-прежнему, как в детстве было дружно, уже не сходились, пока пришел один особый случай.
Гулял раз Федор, в праздничный день, в загородном месте, за рощами над заливом, и видит, что несколько человек из тех, с которыми он вместе в одной школе учился, напали на Абрама, отняли у него золотые кольца и самого его бьют да приговаривают:
– Вот как тебе, жид, чтобы ты наш праздник почитал и не смел бы работать и ходить с непочтением.
Федору вспомнилось детство и жалко стало Абрама: за что его обижают? Федор и вмешался.
– Для чего, – говорит, – вы его обижаете? Какое зло он вам сделал? А те отвечают:
– Он нашей вере непочтение сделал.
– Какое же непочтение?
– Он в наш праздник работу разносит и как шел мимо ворот, где лик написан, головы не открыл.
А Федор, так как знал Евангелие и закон еврейской набожности, то и говорит:
– Вы не в праве поступаете. Работать никогда не грех. Сказано: если у тебя овца упадет в яму, разве ее, хоть и в праздник, не вытащишь? И за непоклон головы вы с него напрасно взыскиваете: это не обида, потому что по-нашему перед святыней надо голову открыть, а по-ихнему обычаю это как раз наоборот установлено: у них надо перед святыней непременно с покрытой головой быть, а открыть голову – значит непочтение.
Это, действительно, так было, как объяснял Федор, но ему не поверили и все заговорили:
– Ты врешь – как можно перед святыней покрывши голову быть – это ты выдумываешь?
А Федор отвечает:
– Нет, я верно знаю и говорю правду.
– А почему тебе такая правда известна, а нам неизвестна? Мы все в одном месте учились.
А Федор отвечает:
– Я ранее школы дома об их вере в книжках читал.
– А-га… Ну, так ты, – говорят, – верно и сам потаенный жид.
И набежало еще со всех сторон много людей, справлявших праздник, и стали спрашивать:
– Что здесь за шум и за что ссорятся?
А прежние стали скоро, частоговоркой, рассказывать, что вот поймали жида с непочтением, а Федор, хотя и крещеный, но за жидовскую веру заступается и свою ниже ставит. А те люди, не разобравшись дальше, отвечают Федору: