Читать онлайн "Сказание о годах Хогэн" - RuLit

Всё поняв, Синсай пропустил экипаж со словами:

— Когда изволит ехать Левый министр, бывает неважно, какое у него дело. Следовать ему надлежит беспрепятственно.

В старину, когда ханьский Гаоцзу сражался с Сяньюем, увидев, что войско Гаоцзу разбито, воин по имени Цзисинь сел в экипаж и проехал перед лагерем Сяньюя. В это время Гаоцзу смог тайком бежать. А воины Сяньюя задержали экипаж, считая, что в нём едет Гаоцзу. Однако же ехал в нём один Цзисинь.

А поскольку этот Цзисинь был выдающимся воином Поднебесной[152], Сяньюй пощадил его за нанесённый им ущерб и сказал:

— Следуй за мною. Ты должен помочь мне!

Цзисинь насмешливо отвечал ему:

— Вассал не служит двум повелителям. С какой это стати я сделаюсь рабом Сяньюя!

Разгневавшись, Сяньюй приказал убить Цзисиня. Каждый из них выражался решительно[153].

Однако ни Норинобу, ни Сигэцуна в душе не были похожи на Цзисиня. Прибыв во дворец Сиракава, они, дрожа, вышли из экипажа и промолвили:

— Экий страх! Будто побывали в наживках у чёрта.

Новый экс-император послал с Тикахиса из Воинского приказа грамоту во дворец. Оттуда последовал ответ. И вновь во дворец была отправлена грамота от экс-императора. На этот раз ответа не было. В чём там заключалось дело, — подробно не знает никто.

ГЛАВА 10.

О том, как были созваны правительственные войска

Кроме того, посланниками императора к Бифукумон-ин были направлены двое — вельможный удайсё Киннори[154] и вельможный дзайсё То Мицуёри[155], и те сообщили предсмертную волю покойного экс-императора. Когда оба они открыли и прочли записи, то обнаружили, что покойный экс-император давно сознавал, что отношения между государями и экс- императорами неминуемо будут плохими, а также увидели собственноручно написанный государем список воинов, коим надлежало прибыть к нему. Список начинался со следующих пяти имён: Ёсимото, Ёсиясу, Ёримаса, Нобуканэ и Санэтоси[156].

Ёситомо и Ёсиясу, каждый в отдельности, удостоились наставлений покойного экс-императора и, начиная с прошедшей 6-й луны, помимо того, что они несли охрану императорского дворца, в последние дай особо укрепляли ворота дворца. Киёмори, правитель провинции Аки, с самого начала владел большими силами. Наиболее выдающимся в них считали его отца, главу Ведомства правосудия Тадамори[157]. Он охранял особу старшего сына Нового экс-императора принца Сигэхито, поэтому, как свидетельствует его молочный брат, в дневник Тадамори попало, что от Бифукумон-ин были направлены посыльные, которым было велено:

— Это — последние слова покойного экс-императора. Их надлежит доставить в императорский дворец.

Поэтому Киёмори должен был попасть во дворец любыми путями. Другие его сподвижники проникли туда вслед за толпой придворных чиновников. Управляющие из провинций[158] предводительствовали воинам, чиновники дворцовой охраны были снабжены оружием, чиновники дознания четырёх из шести ведомств защищены доспехами. Имея при себе луки и колчаны, все они находились в голове стана.

ГЛАВА 11.

О том, как все ворота во дворце экс-императора были укреплены, а также об оценке войска

В десятый день той же луны Новый экс-император въехал во дворец, расположенный к северу от покоев Соблюдающей чистоту[159]. Следовать Новый экс-император изволил в экипаже Левого министра.

Вскоре оборону этих покоев, находящихся за пределами городской стены, укрепили, вызвав к ним воинов и поделив между ними разные ворота. Есть там двое ворот, обращённых на тракт Ои[160]. Что касается ворот, обращённых на восток, то их укрепили помощник конюшего Правой стороны Тайра-но Тадамаса и Тада-но курандо Ёриканэ. Ворота на запад получил под свою защиту один Яцуро Тамэтоси. Западную стену, обращённую к речной долине, сообща укрепили сыновья Тамэёси. Конец Касуга по Северной стене получил Иэхиро. Каждый воин один следом за другим начинал служить на своём посту и на свой лад укреплял его.

Хотя в целом силы экс-императора и составляли более тысячи всадников, но дворец его был просторным, и когда люди распространились по нему, их нигде не стало видно. Новый экс-император потребовал себе длинное одеяние Левого министра.

Норинага предстал перед его взором и принялся уговаривать экс- императора, говоря:

— Такого примера, чтобы государь, оставивший престол, внезапно облачился в воинские доспехи, не существует. Кроме того, в эту пору слишком жарко. Не извольте поступать так, как этого ожидают.

Действительно, как он и замыслил с самого начала, и экс-император, и Левый министр сняли своё платье. Вельможный Норинага, Норимаса-асон и более мелкие чиновники-стражи Северной стены надели поверх шаровар хакама широкие кушаки. Низшие ратники отряда экс-императора облачились в доспехи, взяли луки и опоясались колчанами.

После этого, вызвав к себе судью, экс-император спросил его о порядке ведения битвы. На белом коне с чалой гривой мимо проехал Тамэёси в мощных доспехах, скреплённых чёрной нитью, которые были надеты на шёлковое церемониальное платье хитатарэ. Осанка его и поведение были спокойными, и он выглядел как великий полководец.

— Как я уже докладывал ранее, — почтительно молвил судья, — Тамэёси ещё не имел случая проявить мастерство в сражении. Августейшему нужно распорядиться призвать к себе судью Тамэтомо.

Экс-императоры и прежде могли слышать, что этот Тамэтомо был тем человеком, который был нужен. Помимо этого, во время беседы августейшего с его отцом тот представил его в таком же духе: он-де человек поистине внушительный — своей наружностью, поведением, выражением лица.

Он был человеком больше семи сяку[161] ростом, и над обычными людьми возвышался на два-три сяку. Тамэтомо был лучником по рождению, и его левая рука, сжимавшая лук, была на 4 сун[162] длиннее правой руки, державшей поводок уздечки. А потому и в горсть он мог взять сразу 15 стрел. Лук его был размером в 8 сяку 5 сун, а древку его лука не было равных по длине. Его золотистого цвета стрелы были изготовлены из трёхлетнего бамбука[163].

Полагая, что стрелы будут терять свои свойства, если их вымыть, он лишь удалял с бамбука узлы и полировал их хвощём. А ещё он считал, что если будет делать стрелы лёгкими, они станут хуже, и втыкал железные пластинки в их стебли до самых бамбуковых перемычек внутри стебля.

Для оперенья стрел Тамэтомо не пренебрегал перьями ни коршуна, ни совы, ни ворона, ни курицы, а концы стрел обматывал побегами глицинии. Не забывал они о выемке для стрелы: чтобы лук не сломался, закреплял его роговой пластиной и покрывал киноварью.

Наконечники у его стрел были типа «лучина» и «птичий язык»[164]. Спереди они сужались наподобие долота и насаживались на стрелу толщиной в 5 бун[165] шириной в один сун и длиной в 8 сун. Стебли у стрел были срезаны возле самых наконечников. После того как, отшлифовав, словно льдинку, наконечник стрелы, он смазывал жиром его жало и делал это так, что стрела пронзала цель, куда бы она ни попадала. Казалось, выдержать её не могла ни скала, сколь велика эта скала ни была бы, ни глинобитная стена, окованная железом. Что касается звучащих наконечников боевых стрел[166], для них Тамэтомо отбирал молодые побеги магнолии или падуб, зачищал на побегах участки на 8 глазков и метил на них по 9 глазков.