Только окончательно пробудившись, Беру понял, что кричало сразу несколько человек, и похоже уже не в первый раз. Кузнец наскоро оделся и выбежал на улицу. Она была полна. Из каждого дома выходили все новые и новые эркины, которых тут же поглощала разноликая толпа. Мимо прошла группа молодых парней - дети или подмастерья кузнецов. Они о чем-то весело переговаривались. Что-то живо обсуждали и девушки, двигавшиеся несколькими мелкими стайками. Мужчины, женщины, дети - все шли куда-то в этот ранний час. Беру начал понимать, в чем бело. Случилось то, что могло произойти с большей вероятностью.
Все это он уже видел в своей жизни. Как бы он не старался выбросить из памяти жуткие картины юности, они снова и снова являлись ему во сне. Беру даже подумалось, что это Ундей проклял его, вновь отправив в тот день, который он хотел бы забыть. Будто Бог солнца разгневался на него за то, что он ночью внимал речам иноверца.
Тем временем, в этой людской массе, густым потоком двигающуюся в сторону центра города, стали появляться знакомые Беру лица. Это были кузнецы, жившие и работавшие недалеко от него.
- Эй, Беру! - закричал рыжий парень из толпы. Он подпрыгивал и махал рукой, стараясь обратить на себя внимание. Это был давний приятель Беру, они знали друг друга еще детьми.
- Я здесь, Беру! Иди к нам! - еще громче прогорланил рыжий.
Беру спустился с крыльца и вышел за ворота. Друг детства двинулся навстречу, расчищая себе дорогу локтями.
- Мин, в чем дело? Куда все идут?
- А ты разве не знаешь? - удивился тот. - Вчера все только и делали, что обсуждали сегодняшнюю казнь...
- Ты сказал казнь? - перебил рыжего Беру.
- Друг, идем с нами. Я тебе по дороге расскажу тебе все, что знаю сам.
Не дожидаясь ответа друга, Мину потянул его за собой. Так Беру, сам того не желая, уже второй раз за свою жизнь стал частью толпы зевак, объединенной желанием лицезреть смерть другого человека.
Глава 16
Абдуллаха разбудил луч солнца, пробравшегося в зарешеченное окно его камеры. Из узкой полоски под самым потолком вырывался яркий золотистый свет, ослепляя узника. Он лежал в одних штанах на вонючей подстилке из облезлой овечьей шкуры. Сама камера имела квадратную форму и была весьма тесной - рослый немолодой плотник с трудом смог уместиться в ней, растянувшись на полу.
Преодолевая жуткую боль во всем теле, грузный полуголый мужчина оторвал спину от пола. Обняв руками согнутые в коленях ноги, он уронил голову на грудь. Короткие вьющиеся волосы с проседью слегка качнулись. Глаза узника были открыты. Стараясь не думать сейчас о своем страдающем теле, он решил воспользоваться свежестью мыслей и стал наводить порядок в голове. Это, пожалуй, было единственное, что ему оставалось делать в последние часы своей жизни. Абдуллах даже знал, как ему прийти в себя после случившегося - ничто так не отрезвляет разум, как утренняя молитва, время которой уже подошло.
После прочтения намаза, действительно, стало легче. Его уже не пугала мысль о том, что жизненный путь прервется через несколько часов. На его казнь соберется весь город, многие жители которого высоко чтят главу энтэльских муслимов, коим на самом деле являлся плотник Кидэр.
Абдуллах был готов. Уже совсем скоро за ним явится ангел смерти Азраил, он забудет и про боль, и про земные беды. Он будет по-настоящему свободен. Еще в прошлое новолуние он был полон сил и с надеждой встречал каждый восход. Меньше, чем за месяц мудрый муслим будто поменялся местами со своей бездушной тенью.
Решение, из-за которого он очутился в зиндане, достопочтенный Абдуллах принял после первого же визита прислужников жреца. Ему обещали сохранить жизнь, если он согласится добровольно отдать свою дочь в послушницы великого Арина, который вознамерился покончить со всеми магометанами в городе. Он предвидел, что первым делом жрец захочет выведать у плотника имена других последователей Мухаммеда (Благословит его Аллах и приветствует!), поэтому уже успел подготовить свой дух к пыткам. Напрасно весь вчерашний день изощрялись в своем искусстве палачи. Он не произнес ни одного слова из того, что от него хотели бы услышать.
Как бы странно это не прозвучало, но душу узника переполняла радость. Тяжесть во всем теле не мешала ему ощущать легкости духа. Главное в своей жизни он сделать успел. Он стал имамом в тридцать, когда открыл первую мечеть в Энтэле. Несмотря на то, что любая другая религия, кроме почитания бога солнца, была под строгим запретом, ему удавалось, на протяжении пятнадцати лет, сохранять учение пророка. За это время эркинов, принявших единого бога, стало в сотни раз больше. Каждую пятницу в каменном домике на окраине города, который с виду ничем не отличался от тех, что были тесно прилеплены к нему со всех сторон, было не протолкнуться.