Канат постарался взять себя в руки, хотя это давалось ему не просто. Он четко следовал всем тонкостям приветствия младшим старшего, принятым на Востоке. Когда же с формальностями было покончено, Канат первым предложил проследовать в кабинет и продолжить разговор там. При этом Иманкулов демонстративно вытянул из пакета любимую марку коньяка Габидена Искаковича. Тот возражать не стал, тем более что уже начинал догадываться о цели визита Каната.
- Я его нашел, профессор! - чуть ли не закричал Канат профессору еще на пороге его кабинета. В данном случае это было оправданно, Байтасов, и в правду, плохо слышал. - Я нашел еще одно подтверждение существования Энтэля.
Иманкулов подошел к столу и разложил на нем с десяток фотографий прямоугольного камня, найденного им во время раскопок. Габиден Искакович принялся шарить иссохшими, покрытыми старческими веснушками, пальцами в нагрудном кармане в поисках очков. Когда аккуратная оправа села на сморщенный нос, старый историк поднес одну из фотографий как можно ближе к слабеющим глазам. Затем опять началось странное бормотание, Канат снова ничего не разобрал. Он понимал, что сейчас старика лучше не отвлекать - так быстрее можно получить хотя бы первоначальное заключение. Иманкулов запасся терпением и принялся расставлять прямо на рабочем столе все, что успел найти в ближайшем супермаркете. Два историка уже не раз устраивали спонтанные посиделки в кабинете профессора во время обсуждения научных вопросов, не желая разделять полезное, от приятного.
Глава 3
Свободное государство Энтэль. 88-й год Независимости.
Великий Ундей все больше походил на темно-красный шар, совсем утратив свой утренний золотистый блеск. Седовласый старец восседал на каменном троне, покрытом шкурой снежного барса. Он был спокоен и молчалив. Под его поблекшими серыми глазами свисали дряблые мешки. Мутнеющие от старости зрачки сверлили молодого мужчину, который стоял в одиночестве у жертвенного камня. Вокруг него образовалось плотное кольцо из праздных наблюдателей. Впрочем, не только старик на троне смотрел сейчас на этого юношу, изнывающего от зноя и многочисленных ран. Любопытные взгляды всех, кто находился сейчас на городской площади, были направлены на несчастного.
Однако тот, кто сейчас находился в центре всеобщего внимания, всем своим видом выказывал полное равнодушие к происходящему. Во всяком случае, со стороны все выглядело именно так. Даже понимание того, что все эти люди собрались только для того, чтобы посмотреть на его смерть, не волновало его. Мысленно он уже давно воспарил над землей и отправился в священное место, о котором так часто говорили его братья-магометане, подарившие ему новое имя Абид - Поклоняющийся. Ему казалось, что вот-вот и перед ним предстанет крылатый Азраил, избавляющий души от бренных тел. Абид не боялся гнева солнечного бога Ундея. Не страшился он и верного слуги его -жреца Арина, захватившего трон мертвого кагана. Руки Абида были связаны за спиной жесткой верблюжьей веревкой, такие же путы сковали и ноги отступника-муслима.
Любопытные продолжали пребывать. Причем на площадь стягивались люди самых разных сословий - присутствие на подобных мероприятиях никогда не возбранялось, а напротив, приветствовалось. Поэтому здесь могли находиться и женщины и даже рабы. Правда, им-то как раз доставались самые незавидные места - позади- полноправных граждан. Задним рядам приходилось вставать на цыпочки, чтобы наблюдать за происходящим в центре кольца.
Наконец, Арин отвел свой тяжелый взгляд от приговоренного, и подал условный знак человеку гигантского роста, стоящему по правую руку от него. Тот издал оглушительный крик, и толпа разом умолкла. В центр вышло сразу два десятка вооруженных людей из личной охраны жреца. Они растянулись цепью перед собравшимися, чтобы те не приближались близко к смертнику. Воины особо не церемонились с зеваками. Они грубо отпихивали особо любопытных короткими копьями, перехваченными поперек древка, заставляя их отойти на несколько шагов назад. Арин всерьез опасался того, что сейчас из этой неуправляемой толпы выбежит кто-то из друзей приговоренного и попытается отомстить верховному жрецу за столь суровый приговор.
Внешне главный жрец выглядел спокойным. Он держал в руке длинную дымящуюся трубку, время от времени поднося ее к тонким сморщенным губам. Снова и снова Арин выпускал струйку, едкого дыма дикого южного растения, листья которого не дозволенно было срывать никому, кроме его слуг. Правитель свободного Энтэля уверял, что эта трава - великий дар Ундея-творца, предназначенный только для посредника между ним и его рабами. Любому, кто осмелится ослушаться приказа правителя и вкусит запретный для простых смертных дым просвещения, грозила смерть. С этой трубкой жреца можно было увидеть на любом важном для города событии, будь то жертвоприношение или казнь преступников и вероотступников.