Рама видел, что любовь к нему затмевает все прочие чувства в душе Дашаратхи. Тогда он подошел к его трону и нежно взял его руку. Он сказал: “Отец! Видно, ты забыл о том, кто ты. Ты забыл, что родился в великой династии, чьи предки обессмертили ее своею славой. Вспомни об этом, и ты перестанешь плакать. Ведь ты принадлежишь к роду Икшваку! До сегодняшнего дня ты провел свои годы, являясь самим воплощением Дхармы. Три мира приветствовали тебя как правителя, всегда исполненного сознанием долга, как стража и верного последователя Дхармы, как самого доблестного героя на поле битвы. Ты знаешь, что нет большего греха, чем отречение от однажды данного слова. Отказ от слова, которое ты дал святому подвижнику, может запятнать добрую славу о тебе. Твоим сыновьям не перенести этого бесчестья. Если ты не можешь следовать своему слову, то не можешь рассчитывать на то, что тебе поставят в заслугу совершаемые жертвоприношения, ни даже предпринятый тобой благотворительный акт - будь то рытье колодцев или посадка деревьев. Есть ли смысл говорить дальше? Мы, твои сыновья, чувствуем, что это знак позора, перед которым нам остается лишь опустить головы, выслушивая толки о том, что Дашаратха отрекся от своего слова. Это несмываемое пятно на репутации самой династии. Твоя любовь к сыновьям слепа. Она лишила тебя способности к различению. Такая любовь будет для нас наказанием, а не защитой. Если бы ты действительно любил нас, то поддерживал бы наше стремление к славе - разве это не так? Мы, разумеется, не вправе давать тебе советы. Ты знаешь обо всем сам. Твоя любовь заронила в твою душу ростки невежества и помешала тебе осознать свой долг. Мы же, поверь, не испытываем ни малейшего страха. Нас ждет Невеста Победы! Оставь свои сомнения, благослови нас и доверь заботам святого.” Так Рама убеждал и молил отца; согнувшись в поклоне, он коснулся его ног.
Дашаратха привлек Раму к себе и с любовью погладил по голове. “Сын мой! Твои слова - сама истина, и каждое из них подобно драгоценной жемчужине. Я не настолько неразумен, чтобы это отрицать. Я готов немедленно выступить с моим могучим четырехфланговым войском и защитить священную церемонию святого подвижника, пусть даже ценой всего, чем я владею, но мой разум противится безумному призыву послать тебя, едва лишь начавшего тренироваться в искусстве вла деть оружием, прямо в руки демонов-ракшасов. Ни один отец не захочет добровольно отдать в лапы тигра сыновей, которых он породил. А разве ты вправе бросать нас в сжигающее пламя горя и страданий? Мы обрели тебя и лелеяли пуще собственного дыхания. Увы! Что остается человеку, когда сама судьба идет против него? Я не виню тебя и никого другого, я сам несу наказание за грехи, которые совершил”.
Скорбя и оплакивая свою судьбу, Дашаратха обхватил голову руками. Рама при этом улыбнулся. Он сказал: “Отец! Откуда у тебя эта слабость? Ты говоришь, что нас готовы бросить в пасть тигра! Разве ты все еще не понял, что мы не козы, являющиеся для тигра легкой добычей! Посмотри на нас, как на детенышей льва, и отправь нас на святое дело. Царям не пристало отрекаться от священных деяний!”
Выслушав эти достаточно резкие слова Рамы, Васиштха встал и сказал: “Прекрасно! Дашаратха! Слышишь ли ты рычание льва? Что значит перед ним вой шакала? Очнись! Пошли за матерями, пусть они придут сюда! А сыновей отдай в распоряжение Вишвамитры”.
Дашаратха почувствовал, что ему ничего не остается, как повиноваться. Он послал за царицами.
Царицы, с накинутыми на головы шалями, появились в тронном зале. Они прикоснулись к ногам мудрецов и Дашаратхи, после чего подошли к детям и встали рядом с ними, гладя их волосы ласковыми руками. Васиштха первый заговорил с ними. Он обратился к Каушалье: “Мать! Наши дети - Рама и Лакшмана готовятся уйти с Вишвамитрой для того, чтобы охранять обряд яджны от кощунственных нападений демонических орд. Благослови мальчиков перед их уходом”. Каушалья, услышав эти слова, подняла голову и произнесла с изумлением: “Что я слышу? Эти юные создания, подобные молодым деревцам, должны сторожить яджну, которую собирается совершать великий святой? Мне известно, что только тайные мантры с их сверхъестественной силой могут служить для этого надежным оружием; как посмеет обычный человек взять на себя бремя охраны яджны от врагов? Успешное завершение яджны зависит от высокой нравственности подвижников, принимающих в ней участие”.
Васиштха готов был согласиться с этим, однако он решил сделать картину более ясной. Он сказал: “Каушалья! Мать! Яджна Вишвамитры - не обычный ритуал. Много препятствий чинится ей, и это вызывает большую тревогу”. Васиштха продолжал свои объяснения, но Каушалья прервала его и сказала: “Я с удивлением слышу, что совершаемые святыми и риши яджны омрачаются беспокойством и тревогой. Я всегда верила, что никакая сила не может противодействовать священному начинанию. Я не сомневаюсь, что святой вынашивает свое желание и жаждет осуществить его во имя того, чтобы на Мир снизошел Божественный Свет! Мудрый отшельник выдвинул свое требование Дашаратхе только затем, чтобы подвергнуть испытанию любовь царя к его детям. Не можем же мы всерьез поверить в то, что эти нежные слабые стебельки могут защитить от врагов яджну, которую святой, наделенный всеми мистическими и тайными силами, собирается совершить?”