– Погодите, Виктор Дмитриевич. Радиоприемник в комнате стоит. Дальше.
– А дальше – часы у него. На руке.
– Радиоприемник и часы на руке? Спокойно, Сережа, перестань вертеться. Говори по порядку. Ну, начинай!
Торопясь и волнуясь, Сережа рассказал о Пыточной башне, о всех приключениях в Детинце, о комнате с расписанным потолком, о радиоприемнике, окрашенном в защитный цвет, о попытке человека в синей ферязи связаться с кем-то по радио.
– Смотрите, какая штука получается! – перебил его капитан. – Ты видел, Сережа, японскую военно-полевую радиостанцию. Передатчик и приемник. Двухсторонняя связь! А пытался он связаться со своей бандой.
Виктор сидел на лавке, уперев локти в колени и покусывая сведенные вместе кулаки. Не отрывая губ от сжатых кулаков, сказал:
– Этот… синяя ферязь, неделю назад приходил к нам ночью. Почему же он до сих пор не трогает нас?
– Тронет! Еще как тронет! – мрачно проворчал мичман и вытянулся по-строевому. – Какие будут приказания, товарищ капитан? Свистать всех наверх? Играть боевую тревогу?
Капитан, не ответив мичману, подошел к Сереже, взял его за оба уха и нежно, благодарно поцеловал мальчика в вихрастую макушку.
– Надо тебе, Сережа, на ночь уйти куда-нибудь. Где бы тебе переночевать?
– Я к Митьше Кудреванке пойду. Он напротив живет.
– Иди сейчас же к Митьше. И не приходи, пока не позовем. – И тогда только капитан обернулся к Птухе. – Отставить боевую тревогу. Но быть начеку, смотреть в оба! Я иду к Будимиру Повале. Пора 'начинать!
6
Ратных сидел на колоде и смотрел, как в грохоте молотов рождался ратный доспех для веселого и страшного бунташного дня. Днями и ночами стучал Кузнецкий посад кувалдами и молотками, звенел наковальнями, сопел мехами горнов и домниц. И не бабьи рогачи и сковородки, а булатные мечи и огнебойные пищали ковали теперь ново-китежские кузнецы. И не овес на толокно толкли в посадах, а терли ручные мельницы мак ружейный, зелье стрельное, как называли в Ново-Китеже порох.
Мишанька Безмен схватил залощенную веревку, качнул, и мех сипло вздохнул. Пламя взлетело над горном, в кузне стало светлее. Будимир ущемил огромными кузнечными щипцами щелкавшую окалиной болванку и перенес ее на наковальню. И снова тяжко зазвенела под молотом наковальня, снова брызнули красные и золотые искры.
– Удастся ружьишко, чую! – кричал Будимир под грохот и звон ковки. – Святое ружьецо! В праведном бою как молния будет разить!
Поковка на наковальне вытягивалась, и уже видно было, что это будет ствол длинного ружья. Будимир ударил ещё раз и бросил в горн остывший ружейный ствол.
– День и ночь кузнецы стучат, боевую справу готовят, – сказал он, – а погляди со стороны – все спокойно. Будто и нет никакой свары меж Детинцем и посадами. Ходим друг около друга по-кошачьи, на мягких лапках. А драке меж нами быть, не миновать!
Капитан положил руку на горячее плечо кузнеца.
– Начинать бы надо, Будимир. Перекалишь плавку, угар, а не железо будет.
– Понимаю, хлебна муха. Придут посадские старосты, тогда и решим. Их жду.
А старосты уже пришли: Гончарного посада, Щепного, Рыбного и других. Потом пришли Пуд Волкорез и деревенский староста Некрас Лапша. Последним пришел Алекса Кудреванко и с порога сказал:
– Детинец собачьим нюхом бунт почуял, тоже начал готовиться. Стены крепостные глиной обмазывают, от поджогов. Пригнали в Детинец скот на случай осадного сидения, привезли муку с мельниц и сено с лугов. Мои дозоры заметили.
Алексе было поручено обложить Детинец скрытыми дозорами, следить, не попытаются ли братчики пробраться в Детинец.
– Следи во все глаза, Алекса, – обратился к солевару капитан. – Днем они не пойдут, а ночью попытаются прошмыгнуть.
– И ночью глядим, – успокоил его Алекса.
– Детинец тоже с нас глаз не спускает. Душан подглядчиков в посады посылает, вызнать, что делает и что говорит посадчина, – сказал гончарный староста. – Заметили мы.
Пуд Волкорез посмеялся жестким, сухим смехом;
– Не все возвращаются, коих Душан в посады посылает.
Все одобрительно покивали головами. В посаде видели Душанова подглядчика, который не вернется уже в Детинец. Стоял он мертвый, навалившись грудью на стену, а меж лопаток его торчала большая зверобойная стрела. Пробила она шпиона насквозь и пригвоздила к бревнам.
Капитан обернулся к Волкорезу:
– А твои, Пуд, лесомыки так и не отыскали тех двоих людей, что на Отрочь-озере шарили и в тайгу ушли?
– Всю округу обыскали, все ущелины облазали – не нашли. Следы их к городу вели, два человека шли, а потом будто сквозь землю провалились!
– Не провалились, Пуд. Они, язви их, уже в Детинце сидят.
Капитан коротко рассказал посадским старостам о значке, принесенном Сережей, о человеке в синей ферязи, о своей уверенности, что этот человек – братчик, а вернее, их вожак.
– Он пытался вызвать сюда всю свою банду. И она придет в Ново-Китеж не сегодня-завтра. Ни одного дня нельзя больше ждать, товарищи!
– Помыслим, спасены души, – обвел Будимир всех взглядом.
– День за днем, будто дождь дождит, а когда же начнем?
– Чаша весовая стала к нам перетягивать. Еще бы обождать, она бы поболее перевесилась, – первый отозвался староста Щепного посада.
– Не дружны мы еще. Посад на посад поглядывает. Соединить силы надо супротив врага. А на это время надо, – поддержал его рыбацкий староста. – Недельку бы еще подождать.
– Ждать будем, сильнее не будем. Только время упустим. Я так мыслю, – несмело возразил Некрас Лапша.
– Эка сказали – ждать! – сердито хлопнул ладонями о колени Волкорез. – Зачинай брань, когда тебе любо, а не жди, когда врагу любо будет.
Кудреванко раздраженно тряхнул потными, прилипшими ко лбу кудрями:
– Василий Мирской ждал часу да и дождался могилы! И дружину его в Светлояре утопили. Этого хотите?
Он вскочил и забегал по кузнице.
– Погоди. Сядь, слушай, – поймал его за подол рыбацкий староста. – Биться люди будут от души, а уменья нет. Обучить их надо. И оружия у нас чуть, особенно огненного боя.
– Насадят топор на шест, вот те и секира, – поддержал староста Щепного посада. – А главная беда:
в посадах у нас разобщено и разноголосо. Собрать народ воедино надо, оповестить всех, чтобы готовились к заварухе и чтобы знали точно день и час, когда на Детинец кинемся. А на это опять время надо.
– Нельзя откладывать! – взволнованно сказал капитан. – Говорил я вам, что братчиков каждый день надо ждать! А с братчиками, вооруженными скорострельным оружием, нам не справиться!
– Никак не выдюжить! Я уже говорил это нашим дурням, – исподлобья посмотрел Волкорез на посадских.
– Будимир, что же ты молчишь? – отчаянно крикнул капитан кузнецкому старосте. – Говори, что делать будем?
Повала сидел задумавшись, запустив в бороду кулаки и опершись на колени. Глаза его блестели в отсветах горна. Он медленно выпрямился, взгляд его стал твердым и строгим.
– Ждать нам опасно, хлебна муха. Жданье боком нам выйти может. Понимаем мы это, Степан. А ты то пойми, что не единодушен еще народ в посадах. Рядом живем, вместе пойдем, но не договорились мы еще. Рано костер поджигать, поленьев мало в костре, огня мало будет. А малым огнем не спалить нам Детинец.
– Когда же? – с тоской спросил Алекса.
– Не сегодня и не завтра, а неделю придется подождать, верно рыбак сказал. Старосты, поднимайте народ, сбивайте его в сотни, сотников выбирайте!
– Мочи нет ждать! – забывшись, крикнул Алекса. В хмурых его глазах были отчаяние и мрачная решимость.
– Не шуми, Алекса, подождем, коли надобно, – примирительно сказал Волкорез. – А ты как решаешь, Степан?
Все посмотрели на капитана, а он молчал. Захватив правой рукой пальцы левой, он тянул их один за другим. Суставы сухо хрустели. Покончив с одной рукой, взялся за другую. Когда хрустнул последний сустав, он сказал трудно: