– А у восставших будут луки охотников. Страшная пробивная сила! Метровая стрела пробивает человека насквозь! Выстрелы бесшумные. Не узнаешь, откуда в тебя стреляют. А на рогатину охотники медведя сажают, людей же двоих сразу подденут.
– Против допотопных луков и рогатин я пошлю мои скорострельные винтовки и автоматы! Я в полдня обучу хоть полсотни стрельцов обращению с ними. Оружие у меня здесь, под рукой.
«Под рукой – это, значит, в Детинце. Если бы знал об этом капитан, он торопился бы с восстанием, – безнадежно думал летчик. – Как сообщить ему об этом?»
А Памфил по-своему объяснил волнение летчика.
– Как видите, здесь я непобедим! – торжествующе сказал он. – Я уже показал в тайге старице, посаднику и верховникам действие нашего скорострельного оружия. Сначала они от моей стрельбы на карачках поползли, потом обрадовались: «Твоя дружба для нас спасение. Против твоих самопалов-скорострелов, драконов огненных, никому не выстоять. Если посадские опять взбунтуют, ты им укорот дашь!» Теперь они у меня вот где! – стиснул братчик кулак.
– В избиении посадских участвовали, конечно, и ваши братчики?
– Конечно, не участвовали. Сюда приходят со мной чахары и только один русский, тоже офицер нашего полка. Волки! Привыкли к большой крови. Ввести их в город нельзя – соблазнов много. Они здесь такую резню устроят!
– Если их ввести в город вы не решаетесь, то где же вы их прячете, когда они приходят сюда?
Братчик посмотрел на Виктора в упор, холодно и враждебно:
– Не пойму, летчик вы или разведчик? Этого я вам, конечно, не скажу. В городе их нет, но они близко, а вызвать их в случае надобности я могу очень быстро. Если и далеко будут, придут на мой вызов, – указал братчик на рацию.
«Снова тайны. Непонятно все это», – тоскливо подумал летчик и спросил:
– А как вы пробираетесь сюда? Ведь от Прорвы до города приходится идти тайгой несколько дней. Должны же вы встречать охотников или мужиков таежных деревень. А вас никто никогда не видел, во всяком случае, новокитежане говорят, что мирских они в тайге никогда не встречали.
Братчик улыбался, пряча в улыбке ненависть. •
– За один этот вопрос я должен вас расстрелять! Но я вас не боюсь. Вы либо будете работать со мной, либо я вас закопаю в тайге. Поэтому отвечу. Встречали мы не раз и не одного человека, но все они убегали без оглядки. Мы под лешего рядимся, а портрет его мы точно знаем. Бровей и ресниц у лешего нет, он их водяному в карты проиграл. Мы их замазываем. Идем без шапок, волосы налево зачесаны, кафтан у лешего направо застегивается, бьет он в ладоши, свищет, аукает, хохочет, поет без слов. Как засвищем да захохочем по-лешачьему, все встречные бегут от нас да крестятся.
– Теперь самый невинный вопрос. Какого вы мнения о детинской верхушке?
– Густомысл – тумак тумаком, олух царя небесного. Глуп, как стог сена, только рукав не сосет. Его лишь жирные щи да кулебяка интересуют. В бинокль на людей взирает, будильником страх наводит – и доволен! А старица, папесса ново-китежская, молодец баба! Целый день молитвы шепчет, но не задумается ахнуть вас, спящего, топором, если вы ей не по нраву пришлись. Во мне души не чает. Я совратил ее в мирские прелести. Винцо сладкое мирское полюбила! Таскаю для нее ликеры, карты подарил, научил в подкидного дурака играть. Теперь перед обедней или всенощной дуется в карты со своими черницами, а если они выиграют, лупит их клюкой. Есть еще так называемая Верховная дума, верховники. Их немного, и все они от безделья и обжорства облик человеческий потеряли. Двуногие скоты!..
Памфил посмеялся беззвучно…
– Вот вам все тайны мадридского двора. Единственный стоящий человек здесь – это Остафнй Сабур. Из таких лихие гангстеры получаются. Его я забрал бы отсюда с собой. Убедились теперь, что моя власть здесь безгранична? Все мое, вся платина моя! А прииск богатейший! – Памфнл заблестел глазами. – Сейчас шурфы дошли до плотика. Старатели называют так подошву россыпей, где скапливаются самые тяжелые самородки. Уйма самородков!
В глазах братчика был припадочный блеск. Косаговский чувствовал, как все, до последнего нервика, было натянуто в нем.
– Здесь в руки такие богатства плывут! С ума можно сойти! – выкрикнул братчяк и задохнулся этим криком.
– Японцы, конечно, о Ново-Китеже не знают? – поглядел на него летчик.
– Конечно, не знают. – Братчик сразу притих и помрачнел.
– Заставят делиться платиной?
– Делиться не заставят. Они не из таких! Видели бы вы майора Иосси. Низенький, с оттопыренными ушами, с длинными руками, на обезьяну, гад, похож. – Братчик замычал от ненависти. – Делиться не заставит, а обнесет чарочкой! Отнимет все до порошинки и пулю влепит!
– В ухо? Как сапной лошади?
– Он, косоглазый дьявол, уже начинает подозревать что-то. Я не живу, я танцую на канате! Но скоро я начну жить по-настоящему. Граф Монте-Кристо!
– Особенно не надейтесь, граф Монте-Кристо! – чуть улыбнулся Косаговскнй. – Есть уже план послать в этот огромный болочный район комплексную экспедицию
– Ничего она здесь не найдет! – кинул зло братчик – Я скоро сожгу Ново-Китеж!
– Новокитежане не позволят вам сделать это! – крикнул возмущенно Викгор.
– Не позволят? Ого! – тихо, хрипло сказал Памфил. – Перед пожаром, под занавес, так сказать, я спущу на Ново-Китеж своих чахаров. Воображаете, что они здесь сделают? Не оставлю здесь и собаки, которая лаяла бы нам вслед! Погуляем напоследок, а там хоть в счетоводы!
Памфил затрясся в мелком, беззвучном смехе. В глазах его горел огонек помешанного.
Глава 16
ДВА КУБКА
– Пиастры, пиастры, пиастры!..
1
Братчик вытащил из поставца серебряную ендову, большую низкую чашу с носиком, налитую до краев темно-красной густой жидкостью, и два небольших серебряных кубка. Он налил кубки из ендовы, и в комнате запахло медом.
– Мед вишневый, ставленный, что наши предки на пирах пили. «В старину живали деды веселен своих внучат!» Я предлагаю… – Он помолчал, подняв кубок. – Я предлагаю выпить за наш будущий союз. За дружбу до гроба!
– Пить подождем, – отодвинул Косаговский кубок. – Сначала о деле.
Братчик нахмурился и резко поставил кубок на стол, расплескав его.
– Не понимаю, о чем еще нам говорить. Я играю в открытую, все мои карты на столе. Вы их теперь знаете, и выходить вам из игры нельзя. Иначе… – Он вытянул из кармана пистолет и привычно, большим пальцем отвел предохранитель. – Здесь семь пилюль – доза, как говорит Марк Твен, как раз нужная для взрослого цветущего мужчины. – Он снова поставил пистолет на предохранитель и сунул в карман. – Но не будем ссориться.
Он сделал короткий поклон в сторону летчика.
– Я отказываюсь! – спокойно ответил Виктор. Губы Памфила свело злой судорогой.
– Подождите демонстрировать свою преданность Советской власти. Прежде выслушайте меня до конца. Вы вывезете из этого гиблого места всех своих друзей, иначе они будут замурованы здесь до конца своей жизни.
– Не беспокойтесь о нас. Мы выберемся без вашей помощи. Мы на своей земле.
– Погодите! – раздраженно крикнул братчик. – А кроме того, две тонны платины. Вы понимаете, две тонны!
– Ишь как разыгрался аппетит на чужое добро! – покачал головой летчик. – Сразу две тонны! Надоело фунтиками таскать?
– Ничего я больше отсюда не потащу. Я не вернусь сюда.
– Что так? Монте-Кристо бежит от своих сокровищ? Так в романах не бывает. Братчик устало вздохнул.
– Чутье подсказывает: надо кончать. Иначе мне хана будет! – Он вздрогнул. – Я жду пулю или от ваших пограничников, или от сволочи Иосси, или от моей шпаны. Я говорил вам о русском офицере, который ходит сюда со мной. Поручик князь Тулубахов.
– Черт возьми, даже и князья в бандиты пошли!