– Решайте же! И будет по-вашему! – крикнул с болью капитан.
– Не в праве мы такое дело решать! – Будимир беспомощно развел руки. – Всем народом такое дело решается, отойти нам в посады иль в облоге стоять и на приступ идти. Бейте тревогу, братья есаулы, созывайте народ на сходку!
– Смотрите на него, он собирается в посады вернуться! – блеснул мичман цыганскими белками. – Отойдем мы в посады, ладно! Ну и что? Поможет это, как пилюля от землетрясения! Отпустят они наших пленников за такую твою услугу, Будимир? И дыру в мир откроют для народа?
– А что вы предлагаете, мичман? – посмотрел на него Ратных.
Птуха глубоко вздохнул, и поднял кулак, собираясь крикнуть что-то решительное, окончательное, но кулак его опустился, и, понурившись, он сказал растерянно:
– Ничего я не предлагаю.
Вдруг на дальнем конце стены что-то сверкнуло огненно, и долетело хриплое гарканье выстрела.
– Из «тюфяков» стреляют, – посмотрел в ту сторону Волкорез.
Все молчали, прислушиваясь и вглядываясь. Рядом с капитаном тяжело дышал мичман. На дальней стене ударило во второй раз и в третий. Видны были выхлопы пламени из стволов. На стене взметнулись смоляные факелы
– С Пытошной башни стреляют! – крикнул отчаянно Истома и побежал.
Его обогнали Будимир, Волкорез, Птуха. Капитан тоже побежал под стеной Детинца.
– Не пойму, что там случилось, – пробормотал он и остановился, пораженный.
До него долетел голос Истомы:
– Радуша ты моя, Сереженька!
А затем закричал и мичман:
– Виктор Дмитриевич!.. Дайте обниму!.. Ну, теперь мы опять на ровный киль встали!
– Живы, здоровы, целёшеньки? – закричал и капитан, бросаясь на веселые голоса.
– И живы, и здоровы, и целёшеньки! – выдвинулся под свет факелов улыбающийся летчик.
А вместе с ним подошел и Сережа. Капитан схватил его и бурно поцеловал. Посадские, обступившие мирских, радостно переговаривались.
– Как же вы освободились из башни? – спросил капитан.
Лучась мальчишеским задором, Сережа пренебрежительно выпятил нижнюю губу:
– Чихали мы со свистом на ихние башни! Целое приключение у нас было. На краю смерти были. Не верите?
– Верю, верю! – засмеялся капитан. – А все же рассказывает пусть брат. Давайте, Виктор Дмитриевич, по порядку.
– Мальчишки, Сережкины футболисты, помогли. Мальчишки все могут! – сказал Виктор и улыбнулся озорной улыбкой,
2
В который уже раз осмотрел Виктор волоковое окно, выходившее на дощатый желоб, подергал толстые горбыли, потом ощупал дверь каморы. Она была сбита из дубовых досок и закрыта снаружи на засов. Положим, каким-то чудом они откроют эту дверь, а что толку? Попадут в нижний ярус Пыточной башни, а оттуда ход только на посадничий двор. Тотчас схватят их стрельцы и отведут к Памфилу-Быку. А дальше и подумать страшно!..
– Это не дело, Витя. Сидим сложа руки. Бежать надо! – заговорил вдруг Сережа. В голосе его были укор и суровое осуждение.
– А как бежать? Ну, например? – озадаченно спросил Виктор.
– По-разному можно. Вот, например, как Том Сойер бежал…
– От тети Полли? Но для этого надо два раза тихо мяукнуть и спрыгнуть с крыши на землю, где тебя ждет Гек Финн с дохлой кошкой в руках.
– Ну не так, конечно! Давай все осмотрим еще раз: окно, стены, дверь.
– Смотрели уже…
Но Сережа подошел к окну и прильнул к щели между горбылями, которую заметил еще днем.
Вдруг откуда-то донесся тихий, но ясный голос:
– Серьга!
– Надо же! Юрята! – оторопело прошептал Сережа.
Виктор, сидевший на соломе, вскинулся.
– Серьга, ты меня слышишь? – снова тихо проговорили совсем рядом.
Сережа снова припал к щели.
– Юрятка, это ты? – крикнул он.
– Я самый. Ты тише говори. Стерегут вас строго. Стрельцы-караульщики по стенам ходят.
– Мы их шаги слышим. А ты как подобрался?
– Как стрельцы пройдут обходом Пытошную – мы сюда!.. Мы здесь всей ватагой. На-ка вот, держи.
Юрята сунул что-то в щель, протолкнул. На пол каморы упал Сережин нож.
– Стрельцы идут1 – шепнул испуганно Юрята. – Прощай пока.
По желобу прошумело и стихло.
– Смотри, Витя, мой ножичек! – Сережа нажал кнопку и взмахнул клинком.
Виктор взял нож из рук брата, нахмурился, соображая. Потом огорченно сказал:
– Чтобы эти засовы взломать, топор добрый нужен.
– Топор в башне есть, я видел. Им палач Суровей головы рубит бунтовщикам.
– В башне есть топор? – замирающим голосом спросил летчик.
Сорвавшись с места, он подбежал к двери каморы, вонзил б доски нож и азартно принялся за работу: резал, ковырял, сверлил. Летели щепки, трухлявая, прогнившая от старости дверь подавалась легко.
Виктор спешил, отбрасывая со лба волосы, и отчаянно ругался шепотом.
Сережа стоял рядом и вздрагивал от волнения.
Наконец в двери образовалась дыра, в которую с трудом пролезала рука Сережи. Он нащупал засов, попытался его отодвинуть, но не сумел. Спеша и обливаясь лотом, Виктор стал расширять отверстие. Прошел еще час, а может, и больше, когда он наконец, обдирая об острые края тесного отверстия руку, отодвинул засов. Дверь, скрипнув, открылась.
– Где топор? – спросил Виктор. В башне было темно.
– Прямо иди, к стене. Там ищи, он в бревно воткнут.
Сережа остался на пороге. Идти в застенок, да еще в темноте, у него не хватило духа. Виктор вскоре вернулся в камору, взвешивая в руке тяжелый палаческий топор с широким лезвием. Он подсунул топор под конец прибитого горбыля и с силой нажал. Заскрежетали, выдираясь, грубо выкованные огромные костыли; Сережа прислушивался, готовый предупредить о приближении стрелецкого караула. Косаговский ухватился за отодравшийся конец горбыля, вцепился в него и Сережа.
– Ра-азом, взяли! – скомандовал Виктор.
С треском, похожим на выстрел, горбыль оторвался от окна.
– Чертова музыка! – прошептал летчик.
Братья прислушались. Наверху было тихо. Ухватились за второй горбыль, рванули. Он отодрался с таким же треском. В дыре чернела ночь.
– Я первый, – сказал Виктор.
Он взял топор, высунул голову в дыру, огляделся и одним прыжком вылетел из каморы на желоб, тут же ухватившись за края, чтобы не соскользнуть.
– Давай быстро! – истово шепнул он из темноты.
Сережа выкинулся из окна. Они скатились по желобу на землю и побежали. И тогда со стены заорали:
– Стой!.. Стой, говорю!..
А они бежали. Надо было пересечь широкую улицу и спрятаться за домами. Но со стены грохнул выстрел. Картечь просвистела над головой. А улица, проклятая, не кончалась. На стене суматошно кричали стрельцы. Снова выстрел. Третий. Следующий будет без промаха, следующий срежет их и уложит на землю.
Вдруг на стене раздался высокий девичий голос:
– Стрельцы, не стреляйте, богом молю!.. Приказ мой вам, не стреляйте!..
Стало тихо. Выстрелов не было. Пленники достигли первой избы. Обежав ее, они остановились, привалившись измученно к стене.
– Еще чуть – и гроб был бы! – тяжело дыша, сказал Виктор. – А ты слышал Анфису?
Ответить Сережа не успел. На него налетело, едва не сбив с ног, что-то косматое, визжащее и горячо лизнуло в лицо. Это был обезумевший от счастья Женька. Он: скакал, вертелся, катался по земле, тявкал и хохотал, по-собачьи. А потом, рыча свирепо и ласково, схватил Виктора за носок ботинка и не отпускал.
– Ах ты, зверюга главная! – умилился летчик.
Глава 5
«НА СЛОМ!»
1
Белая голова Лысухи порозовела. Угасли ночные костры осадного табора. Люди переговаривались сиплыми после сна голосами, почесывались, зевали во весь рот. И вдруг ударил в Детинце соборный колокол Лебедь. Колокол гудел не благостно, не молитвенно, а грозно, тревожно.