И юркнул за дверь.
А Громушкин вышел на улицу и побрел к своему автомобилю. Чем занимаются в Институте Бехтерева, он отлично знал. Устраивал туда в свое время собственную мамашу-покойницу. Старуху брать не хотели, помогли связи, и она прожила в том заведении еще полгода. Там и скончалась, не сведя, слава Богу, с ума семью Громушкиных.
Садясь в "Жигули", Громушкин подумал, что все – к лучшему. В результате всего одного визита в первый попавшийся институт он получил ответ на вопрос, стоит ли выставлять Машину на продажу. Выходило – ни в коем разе, не то угодишь в психушку. А если притащить кого на дачу и показать агрегат в действии, его могут запросто отобрать, конфискуют без разговоров. И денег не дадут, а еще заподозрят в связях с зарубежными шпионами. У нас это быстро. Посадят. А то еще и убьют, чтобы не распространялся.
Нет! Машину держать в гараже. Обеспечить полную секретность, для чего проинструктировать семейство. Запугать до полусмерти, чтоб никто никому ни слова! Пугать тюрьмой – это и малолетняя Юлька понимает, недаром растет в семье торгового работника.
В тот же вечер, собрав семью, Громушкин провел инструктаж. И поскольку речь шла о судебном преследовании, обвинении в разглашении гостайны и тюрьме, все отнеслись к его словам, как должно. Дали слово молчать и к Машине без разрешения отца и мужа не приближаться.
IV
С тех пор Машина использовалась, в основном, как забава. Летом – сбор ягод и грибов, а также рыбалка. В озере, куда впадал ручей, текущий под холмом у дачи Громушкиных, еще полвека назад, а уж век и подавно, водилось полно лещей, щук, карасей и прочей живности. Закинул удочку – тут же клюет. Деревень рядом видно не было, так что и нежелательных встреч удавалось избежать. То бишь контактов с аборигенами. Только раз, году этак в семьдесят восьмом, из лесу вдруг вылез всклокоченный мужик в каком-то зипуне, снял шапку, поклонился Громушкину и спросил, испуганно на того глядя (а Громушкин был одет в голубой тренировочный костюм), "далеко ли, барин, отсель до чугунки, много ли верст?" или что-то в этом роде про железную дорогу, которую, по словам дочери, читавшей книжки по истории родного края, в этих местах уже проложили, так что Громушкин, не вступая в разговоры, мотнул головой влево и отвернулся. Мужик, кланяясь, скрылся в лесу, пошел, похоже, в другую сторону со страху. Ну и черт с ним, не пропадет.
Юльке шел уже двенадцатый год, она поступила в краеведческий кружок при Доме пионеров и подружилась с сыном профессора классической филологии, прозябавшего в соседней квартире. У того было полно всяких книг, там она и нашла карту Санкт-Петербургской губернии и обнаружила, что не особенно далеко от дачного поселка, где обитали теперь Громушкины, за лесом стояло большое богатое село, славившееся медом, молоком и разными из него продуктами, которые местные бабы даже возили в город на продажу. А по воскресеньям там бывал большой базар.
Об этом открытии Юля тайком сообщила матери, и, презрев отцовские запреты, они выбрали день, когда отец был занят – готовился к очередной ревизии, – и отправились на дачу на электричке. С собой захватили подходящую одежду, ее мадам Громушкина одолжила у костюмерши одного театра, постоянной клиентки мужа. Сказала, что они с дочкой идут на маскарад к знакомым и хотят всех поразить – будто они дамы из XIX века. Не особо богатые, не высший свет, а так, среднего сословия. В корзину, захваченную для покупок, были положены стеклянные бусы, китайская шаль и еще кое-что по мелочи…
Добираться пришлось пешком, шли через лес, сверяясь с картой, босиком, погода была теплая – стояло лето, так что до села добежали – не заметили.
А там как раз базар! И чего только нету. И мед в бочонках, и свежайший творог, и сметана: поставишь ложку – не упадет! А окорок!..
В разговоры с крестьянками не вступали. Просто показывали свой товар, те цокали языками от восторга, особенно от фальшивых жемчужных ожерелий. Да и шаль одна тетка схватила, а взамен – кринку сметаны и горшок с творогом. Не успели ахнуть – затоварились. А как нести назад? Пришлось за бутылку водки с содранной загодя наклейкой нанимать мужика с подводой. Бутылку, сняв пробку с винтом, заткнули бумагой, мужик открыл, понюхал, просиял. Довез до места, а там мать с дочерью вылезли среди чиста поля, то есть луга, где у куста, заваленная лапником, ждала их Машина. Махнули рукой – езжай мол, дядя. Мужик только плечами пожал – скаженные. Но уехал – кто их поймет, барские причуды.
Покупки затолкали в Машину, вернулись на дачу и поставили что надо в холодильники, их у Громушкиных на даче имелось аж два. Только меду Юлька упросила мать отложить в поллитровую баночку и взять с собой. И весь творог оставлять не хотелось. Да и сметану. Взяли, сколько смогли унести, да побрели на электричку.