Выбрать главу

Кержацкие парни угрюмо молчали, затравленно озирались по сторонам. «Завести» их не удавалось. От них отступились: пропал интерес.

В попутной деревушке остановились покормить лошадей. И тут в каких-то санях обнаружили диковинной величины парня. Он проспал всю дорогу, потому его раньше и не заметили. А на стоянке поднялся размять косточки: раскинул ручищи и зевнул с таким рыком, что лошади у коновязи прянули в сторону.

Богатыря окружили. Он смотрел на всех сверху вниз и сонно, добродушно улыбался. Снова вперед выскочил конопатый.

— За кого воевать-то едешь? — спросил он для затравки.

— Как за кого? — удивился великан. — Чать, за царя-батюшку...

Кругом грохнули.

— Из какой же берлоги тебя выкопали, еслиф ты не знаешь, што царя-то уже нет больше года?

— Как нету? А куды он подевался? — искренне изумился парняга. И недоверчиво рассмеялся: — Брешете, небось. Без царя не бывает. Как же православному русскому народу без царя-то? Брешете...

— От темнота! — восхищался конопатый. — Да родом-то ты откель?

Парень снова со смаком зевнул, отвернулся:

— Далече мы живем. В урманах...

Разговор он, видимо, считал никчемным, но ребята только входили в раж.

Шибко уж захотелось узнать, какой силою обладает этот великан.

— Слышь, давай с тобой поборемся? — предложил конопатый и запрыгал, как дворняга вокруг матерого медведя.

Парняга покосился на него, хмыкнул:

— Не займай.

— Пошто так?

— Ушибить могу.

— А давай спробуем?

— Не займай.

Надо было его разозлить, а сделать это — парни поняли — не так-то легко. Конопатый подмигнул одному из них, тот незаметно лег сзади, детине под ноги. Конопатый с разбегу кинулся на парнягу, он хотел отступить, запнулся и грохнулся оземь. Человек десять бросились на поверженного богатыря.

— Не займай! — рявкнул он, облепленный парнями с ног до головы.

— Струсил, ведмедь, в штаны, поди, напустил?! — взвизгнул конопатый и стал крутить ему уши.

— А-а-а! Бо-ольно! — взвыл бедолага и только теперь ворохнулся.

Парни кубарем полетели во все стороны. Он успел поймать конопатого за шкирку. Приподнялся сам и его поднял, приблизил лицом к своему лицу.

— Ты за што меня так, а? — спросил с недоуменным удивлением. — Я ить тебя не трогал... За што?

Парнишонка посинел, сучил в воздухе ногами.

— Не надо больше так... больно мне, — пожаловался ему детина и осторожно поставил на землю. Конопатый сорвался с места и стриганул за ближний сарай...

Запрягли лошадей, снова тронулись в путь. Маркела заинтересовал этот добродушный дремучий богатырь, он перебежал к нему в сани. Парняга хмуро отвернулся от незваного гостя, подстегнул лошадь.

— Тебя как звать-то? — спросил Маркел.

— Зови хоть горшком, только в печь не суй.

— Да я это... по-хорошему, — смутился Маркел. — Познакомиться хочу...

Детина пристально поглядел ему в лицо, понял, наверное, что здесь без подвоха.

— Макаром меня зовут.

— Ага. А меня — Маркелом. Ты что, и впрямь не знаешь, что царя-то скинули?

— Кто его скинул?

— Ну... народ.

— Не можно так, — уперся Макар, — врете вы все. Как без царя-то, вы чо?

— А зачем он тебе? Или он кормит-поит тебя? Ты сам вон какой сильный. А царь... он как тот конопатый: только вред приносил, больно делал.

— Не можно так. Грех. Царь землю дал...

— Да какую землю-то! — вскипел Маркел. — Почему она царева, земля-то, родил он ее, что ли?! Ты ее пашешь — значит, твоя она должна быть. А царь... он такой же человек. Ты, к примеру, одним щелчком его смог бы убить.

— Не такой. Царь — от бога. Грех...

— Народец! — изумился Маркел. — Это сколько же надо, чтобы от царей он отвык?! И отвыкнет ли?..

На другой день подъезжали к Каинску. У Маркела было хорошее настроение. Подмывало его иногда — выкинуть какую-нибудь шутку.

На передней подводе парни допили припрятанную сивуху, горланили песни. Маркел подсел к ним, тоже притворился пьяным.

— Надоело это старье! — кричал он. — Давайте новую разучим. Сначала — тихонько, а когда заедем в город, тогда уж во всю силу. Удивим всех...

Новая песня ребятам понравилась.

— Дажеть на молитву маленько смахивает, — заметил один из них.

И вот, когда подводы втянулись в узкие улицы города, в десяток здоровенных глоток грянула эта песня: