— О-го!
— Круто берешь быка за рога, парень!
— А пахать и сеять кто же за меня будет? Можа, абмирал Колчак?
— Бабы с ребятишками работу закончить смогут, — насупился Маркел. — Прямо скажем, немного уж у вас тут осталось.
— Молоде-ец, — протянул старик Нечаев. — Не таких мы речей от тебя ждали...
— Каких же? Думали, я пришел Советскую власть вам объявить, которую кто-то уже завоевал, пока вы здесь пашете?
— Да каких деду еще речей надо? — поддержал Маркела Буренков. — У него все речи на спине прописаны. Заголи-ка, дед Нечай, рубаху, покажь те письмена, какие колчаки шомполами на спине твоей прописали! Еще тебе мало? Еще каких-то речей ждешь?
— А ты дак чо? Так счас прямо сорвешься и побежишь к Чубыкину? — окрысился старик Нечаев.
— Ну, можа, и не сейчас, — поумерил свой пыл Степша. — А итить все одно надо... Знать бы тока, верное ли дело затеял Чубыкин? В прошлом-то годе он тожеть вроде начинал, пугнул колчаков здорово, а потом опять все по-старому пошло...
— Потому и получилось так, что рассуждали многие, как вы вот сейчас — кто в лес, кто по дрова, — перебил Маркел. — Давайте, отсиживайтесь, ждите, когда свободу вам на блюдечке поднесут. Пусть другие воюют, кровь проливают, а вы — ждите с моря погоды... Хватитесь потом, да поздно будет. А ведь сейчас самое время выступать — весь урман поднимается. У соседей наших, в Тарском уезде, партизаны Избышева уже начали шерстить колчаков. Слышали, небось?
— Слышать-то слышали...
— С посевом вот как, язви его... Погодить бы трошки...
— А для кого сеете-то? — напористо гнул Маркел. — Опять осенью колчаки придут — и плакал ваш хлебушко. Забыли уже, как в прошлом году было?
— Так-то оно так...
— Выступать надо, мужики.
— Надо бы...
В яркий круг костра из темноты вдруг вышагнул человек, высокий, статный, накрест ремнями опоясанный и с наганом на боку. Все притихли, узнав шипицинского милиционера Леху Маклашевского.
— Говорил же тебе, — испуганно шепнул Маркелу старик Нечаев.
Леха оглядел всех внимательно, помолчал. Достал кисет, свернул цигарку. Сказал спокойно и тихо:
— А я ить весь разговор ваш слышал... Тутока, за кустами стоял. Дак кто это выступать собрался, к Чубыкину бечь? У кого шкура выделки просит? У тебя, дед Нечай, спина по шомполам затосковала?
— А я чо? Я ничо... — попятился старик Нечаев.
Остальные молчали. Молод Маклашевский, но хитер — на мякине не проведешь. Ровесник Маркелу — в детстве коней в ночное вместе гоняли. Да вот разошлись стежки-дорожки: Леха по тятькиному кулацкому следу пошел, в начальники выбился. Сейчас он будто впервые заметил старого дружка, подошел к нему, по плечу хлопнул:
— Маркелка? Ты откуда здесь? А сказывали, што тебя давно уже повесили.
— Шутят, Леха, не слушай людей, — отступая и весь напрягшись, улыбнулся Маркел. — Я вот тоже слышал, что тебя мужики наши кокнули.
— А меня-то за што? Я худого пока не делал. Небось, позабыл, как тебя от смерти спас, когда в сене ты спрятался, а я саблей мимо шуровал?
— Как забыть? Помню, — Маркел глядел Маклашевскому прямо в глаза, продолжал улыбаться.
— Выходит, здря я старался... Думал, ума-разума наберешься.
— Выходит, зря.
— Ну, это!.. — вскипел вдруг Леха, кончая игру. — С мужичками мы завтра разберемся, выясним, по ком из них петля плачет. А ты — идем со мной! Теперь-то уж не жди от меня пощады!
— А ты — от меня, — улыбнулся Маркел.
— Што-о?! — Леха отскочил назад, рванул кобуру, выхватил наган. — Идем, а то пристрелю на месте!
Пытаясь выбить наган, кто-то сзади ударил его под локоть. Грохнул выстрел. Стоявший рядом с Маркелом старик Нечаев схватился за живот, упал, забился в судорогах. На Леху кинулись со всех сторон. Кто-то вгорячах ударил его поленом по голове. И сразу все затихли, расступились.
— Кажется, готов...
— Царство ему небесное!
Старик Нечаев тоже вскоре скончался...
Костер потух. В темноте мужики сидели и лежали на земле, молчали. Только красные огоньки самокруток вспыхивали и гасли. Ночь уходила к рассвету.
— Што вот теперь делать? — не выдержал один.
— Наломали дровишек...
— Может, простят?
— Может — надвое ворожит.
— Не простят, мужики, — вздохнул кто-то. — Ежели за долги порят нещадно, то за такое — точно повесят...
— Уходить надо, пока не поздно, — поднялся Маркел. — Сколько вам об этом толковать?