— Ранили?!
— Пустяки... Скачи швыдче, бисова душа!.. Бери мово коня... Дюже добрый конь!.. Прорвутся колчаки — в тыл ударят батьке... Скачи!..
В это время подоспели Сыромятников, еще несколько мужиков. Маркел вскочил на Вороного. В ушах засвистел ветер, или пули это свистели — не разберешь...
А пушки железно ревели, снаряды вздымали землю, и огненные вспышки рвали синие сумерки наступившего вечера. Казалось, длилось это целую вечность, потом вдруг сразу оборвалось, будто ухнуло в черную пропасть, и в наступившей тишине послышалось дикое гиканье, топот многих копыт по бревенчатому настилу гати.
— Кавалерия! Гусары! — Золоторенко рванулся из рук перевязывавших его рану мужиков, вскочил на ноги. — Огонь! Пли!!
— Нечем стрелять. Кончились патроны! — резко кинул Сыромятников.
— Так порубають же усих! Мост надо подержать... хочь одну хвылыночку. Коня!
Адъютант командира кинулся к оврагу, где спрятано было на крайний критический случай пять оседланных лошадей.
Фома, отбросив державших его мужиков, попытался вскарабкаться в седло, но снова свалился на землю.
— Нельзя тебе! Упадешь — испортишь все. — Сыромятников рванул повод из рук адъютанта, приказал ему: — Бери мужиков, спасай командира. Уходите скорее!.. Кто со мной?! — крикнул окружившим их партизанам.
Добровольцы нашлись, вскочили в седла.
— Иди-кось до мене, — позвал Фома.
Сыромятников наклонился над ним.
— Ты чуешь, шо с тобой буде?
— Чую!
— Возьми мою сабелюку... Дай хочь обниму тебя, комиссар...
— Брось телячьи нежности...
Сшиблись посредине моста. На короткое время заслонили дорогу летящей смерти.
Все пали порубанные. Но за это короткое время многие их товарищи успели уйти в тальники, в болото, — в темноту, под покров ночи...
ГЛАВА XI
Гибель Майка Паруса
Вороной пал под ним, как только остановил он его у первого чубыкинского пикета. То летел птицею, екая селезенкой, рвал воздух в бешеном галопе, — ни разу не замедлил хода, не попросил пощады у неутомимого седока, — а когда Маркел натянул поводья — судорожно вздохнул и стал заваливаться на бок.
Подбежали пикетчики, узнали связного.
— Ух ты, какого коняку загнал! Вусмерть...
— Игрушка! Такому цены не было...
— Где командир? Ведите! — сипло крикнул Маркел, не глядя на бьющуюся, с кровавой пеной на губах, лошадь.
Чубыкина нашли в травяном шалаше, спящим.
— Так што, не велено будить, — выпрямился у входа адъютант, Маркеловых лет парнишка. — Тока прикорнули чуток, сутки были на ногах, не спамши...
Маркел молча потеснил его плечом, шагнул в прохладное, уютное нутро шалаша. От усталости подкосились ноги, медленно осел на пол. Чубыкин лежал на охапке сена, с закрытыми глазами.
— Чо нового? Докладай! — приказал он, словно и не спал.
— Плохи дела, Иван Савватеевич...
Чубыкин вскочил, словно подброшенный пружиной:
— Рухтин?! Почему так долго задержался? Я уже трех посыльных к Золоторенко погнал — и ни слуху, ни духу.
— Особых новостей не было...
— Когда оттель?
— Час назад.
— Ты чо, на ероплане? За час — шестьдесят верст с гаком.
— Коня загнал. Золоторенкова Воронка.
— Докладай!
Маркел коротко доложил обстановку.
— Нас тожеть здесь клюют, но пока не дюже, — сказал Чубыкин.
— Скоро в тыл ударят... Уходить надо сей момент. Золоторенко должен продержаться дотемна и тоже двинется на Каратаиху, к переправе через Тартас. Как было раньше условлено.
— На Каратаиху?! — Иван Савватеевич стукнул себя по лбу кулачищем. — Знать, не добрались мои посыльные до Жибары, не упредили... В Каратаихе-то белые уже... У села Минино переправляться будем через Тартас...
Маркел поднялся:
— Надо скакать назад. Попадутся мужики в ловушку.
— Куда тебе... Мотри, паря, лица на тебе нет. Пошлем ишшо кого...
— Посылали ведь уже... Заблудят, не доедут, — так же, как те трое.
— Мотри... Сказывают, парус бури любит?
— А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой, — устало продекламировал Маркел.
Чубыкин сам выбрал лучшего коня, по кличке Зайчик, проводил Майка Паруса за пикеты. Темнота пласталась над землей, выползая из угрюмых недр тайги, а в небе проклюнулись первые звезды.
— Месяц скоро взойдет, светлее будет, — Иван Савватеевич неумело обнял Маркела за плечи, приблизил к себе. — Передай там: молодцы, робятки, всыпали колчакам по заднее число, долго будут помнить. А то прямо как по етим... по бульварам разгуливают по тайге — чуть не с бабами под ручку... А теперяча будем уходить на север, к Межовке. Там нынче будет наша новая партизанская база. Туда подходят отряды из других волостей, туда же бегут мужики, каких побили и потрепали каратели на юге урмана. Поди, научились кое-чему, хоть и кровью далась эта наука. Объединимся силами в Межовке, сгуртуем целу армию — тада не страшны нам колчаки со своими пушками. Мы ить войну тока начинаем, и кончать ее тоже нам... Ну, прощевай пока... Коня не жалей, сынок... Кони ишшо будут... Прощевай, Зайчик...