Выбрать главу

«Род ктай испокон веку для господства создан. Так речет всемилостивый хан наш, кому поведал это глас некий, с неба раздавшийся. Великий бий ваш Давлетбай еще на берегах Сырдарьи окаянной за господство ктая боролся и праведной смертью мученика-шахида пал. Если потомки его, верные заветам предков, дело Дав-летбай-бия завершат и во главе всех каракалпаков встанут, будут они достойны святых прародителей своих и место им будет в раю уготовано. Когда человек у бога детей просит, должен он и о своем месте в потустороннем мире позаботиться. Учащий дитя свое на языке Корана прежде всего научит его благочестию мусульманскому: с неверными не якшаться, есть правоверному мусульманину из одной чаши с урусом — неверным — великий грех. Для праведных — райские кущи, а для грешников, неверными соблазненных, — на веки веков ад».

* * *

«…Ах, Аманкул-бий, человеку с таким стройным станом, с таким добрым светлым лицом, как у вас, просто-таки предписано в священной книге, Кораном именуемой, вместе с родом-племенем своим всеми каракалпаками здешними править. Эх, если бы пошли вы да встали пред светлые очи всемогущего хана нашего, да голову перед ним склонили, да… эх, что тут и говорить!.. Однако же не забывайте: в Коране сказано: если кто пострадает в борьбе за чистоту ислама с неверными, душе его уготовано место в раю… Урус-бия остерегайтесь…»

* * *

Хивинский мулла, самое высокое место захвативший — иминбер в «Орынбай-кала», был самым начитанным и хватким проповедником ислама среди всей честной своей братии. Его чалма, халат, борода, даже штаны были белее белого, не всякий лебедь с ним белизною сравнится. Напирая на прежнего орынбаевского муллу из Бухары в разговорах о Страшном суде и вообще о том свете, он своего предшественника оттеснил и сегодня впервые взобрался на минбер. «Когда бог задумал вселенную создать, то прежде всего ад для иноязычных иноверцев учредил, а уж потом — рай для правоверных мусульман. А тюркский язык есть также язык мусульманский. Недаром изрек пророк Мухаммед: «Раб божий, у кого язык повернется «алламидулла» выговорить, в аду не останется». Вы, каракалпаки, на жана-дарьинских берегах проживающие, — суть камыши, между адом и раем произрастающие. Как поднимется ураган с русской либо с казахской стороны, вздуются волны на реке, и вы все утонете, прямиком в ад угодите. Но милостию божьею лицо ваше искони в нашу сторону, на юг обращается. И горе вам, если на север, в сторону иноверцев, богом проклятых, вы лицо свое повернете! Когда еще деды и прадеды ваши в благословенные наши края кочевали, они на светильник мира, священную Хиву нашу, с надеждой взирали. А Хива из Мекки-Медины немеркнущим солнцем вселенной озаряется…

Много вы терпели, много страдали, и место вам в райских садах предопределено. Но если язык заблудшего брата вашего словами чужой веры оскверняется, великая заслуга и долг ваш к истине — исламу его воротить. А не поддастся увещаниям вашим, тому, кто уничтожит неверного, при жизни земной слава, а в жизни вечной — райское блаженство.

Тайну, великую тайну благочестивого и всемогущего хана нашего я вам сейчас поведаю. А вы уж ее, смотрите, никому не выдавайте, храните в сердце своем. Мудрый хан наш жанадарьинских каракалпаков, к роду покойного Убайдулла-бия — да будет земля ему пухом — принадлежащих, из всех каракалпаков наидостойнейшими считает. Из вашего рода советников хочет всемогущий хан к своей особе приблизить, взять к себе во дворец… Коли сумеете вы, лишнего часу не медля, захватить власть в свои руки, дела ваши на лад пойдут… Уж если правду сказать, спесивые кунградцы его светлости надоели, во все дела ханские нос суют… Не мешкайте, и будет вам счастье на том и на этом свете…»

* * *

Подобные речи вели «мирные голуби» в белых одеждах и в ауле Есим-бия, и в селении Гаип-бахадура, и даже у пахарей Бегдуллы Чернобородого. А народ принимает речи эти со вниманием: всякому лестно услышать похвальное слово своему роду-племени, да и в тайне, которую хранить советуют наставники духовные, тоже что-то привлекательное есть. И хранят, сколько терпения хватает.

Маман-бий встретил однажды Бегдуллу Чернобородого, заметил, что тот какой-то невеселый, на себя непохож. О делах, о здоровье его расспросил и между прочим о том, какими хивинские муллы ему показались.

Бегдулла и пересказал Маману, что за слова «мирные голуби» среди народа распространяют. У Мамана чуть глаза от гнева не выскочили, а Чернобородый с беззаботной будто бы усмешкой еще и добавил: