— Если говорить о красоте, то она и сейчас красивая.
— Какой там! — сказала Табакне. — Ее красота испортилась из-за алкоголя и мужчин так, что даже трудно сравнить с прошлой. Кажется, что только вчера познакомилась с ней, а уже, боже мой, прошло полвека… Да, говорили, что время летит быстро, как пуля, но чтобы так… Что касается времени в кибане, то правильно будет считать, что здесь оно идет в три раза быстрее, чем время в мире обычных людей…
— В три раза? — недоверчиво переспросила Кимчхондэк.
— В обычном мире день делится на три части: утро, день и вечер, в кибане же есть только две части — день и ночь. День — это время для подготовки к ночи, он короткий, как проблеск солнца в пасмурный день, основное же время — ночь, в ней проходит вся жизнь того дня. Поэтому время в кибане летит быстро, словно выпущенная стрела. Смотри, разве мы, кухарки, когда собираемся распрямить спину, считая, что набили руку в приготовлении еды, не становимся старухами с согнутой спиной, в виде буквы «Г»? Порой мне кажется, что жизнь не имеет смысла…
В старые времена тоже, как сейчас, на кухне работали группы по три человека. Для удобства кухарок делили на «оябун»[21], главную в группе, среднюю кухарку, а последнюю называли сидой — помощницей, которая была на подхвате у первых двух. Зарплату на всю группу получала оябун, которая распределяла деньги по своему усмотрению. В свою очередь оябуны делились по уровню их мастерства на первый, второй и третий классы и, согласно этой классификации, их зарплаты сильно различались. Как это часто бывало — под опытной оябун первого класса всегда было много средних кухарок и сид. Но каждая из них, став оябун, часто, откладывая свою основную кухонную работу на второй план, была вынуждена бегать в поисках двух остальных кухарок, которые, чуть что, уходили, бросив работу.
Табакне пришлось поработать практически во всех крупных кибанах страны. Отпечатки ее пальцев остались везде, где она работала. В каких только городах она не работала: Сеул, Пусан, Дэчжон, Чжинчжу, Кванчжу, Чжончжу… Из-за этого в ее языке смешались диалекты разных местностей и провинций.
Дворы в кибанах круглый год были переполнены радостью, весельем, любовью и деньгами. В них всегда вкусно пахло кунжутным маслом. Кухня в кибане «Дэхвару» ей совершенно не понравилась из-за того, что она была темная и длинная, словно воровской притон. Она помнила кухню в кибане «Мёнсонгак», через потолок которого проходило целое бревно, с трудом привезенное шестью здоровыми мужиками из леса: на него вешали ляжки забитой свиньи или быка. Нередко на нем вешались кисэн, у которых была несчастная любовь.
Она помнила также японскую кухню в кибане «Осон», к которой прилегала небольшая комната, с узким деревянным полом, для хранения банчанов — закусок. А еще она помнила, что если ложилась после обеда там, куда еле-еле проникал тускло мерцающий дневной свет, было такое ощущение, будто погружаешься в воду, начинала кружиться голова, и в конце концов отдых не приходит, а все тело болит. Тогда она впервые в жизни увидела ослепительно чистую кухню с такими белыми стенами и потолком, как будто их обсыпали мукой или сахаром.
Кибан «Осон» — это был кибан, построенный еще во времена японского колониального правления, и, начиная с внешнего вида, он выглядел странно. Он находился в глубине отдаленного леса. Любой человек, услышав, что половина работы на кухне состоит в том, чтобы топить печь, наверное, не мог назвать ее иначе, как абсурдной. Она тоже подумала про себя: «Зачем они ищут кухарку кибана? Им, кажется, лучше поискать смотрителя огня из буддистского храма?» Ответ на этот вопрос она нашла лишь после того, как однажды, сопровождая мадам в отдельный домик, смогла внимательно его осмотреть.
В самом дальнем углу кибана находился отдельный дом в виде иероглифа «иль», обозначавшего цифру «один»; в нем были видны тринадцать дверей, тесно стоящих в ряд, один за другим. Когда открылась первая дверь, то ее маленькие треугольные глаза от удивления превратились в круглые. Ну кто бы мог подумать, что внутри комнаты могла разместиться баня, о которой она столько слышала? В узком пространстве каждой комнаты, где площадь едва достигала 10–13 кв. м, находились большие чаны, сделанные из обожженной глины. Они были похожи на чаны для приготовления и хранения соевого соуса в буддистском храме, но, в отличие от них, они все были одинакового размера, и у них было в несколько раз более широкое горло. Под каждым была встроена печь, которая топилась дровами. Это были особые конструкции, вокруг которых были разложены узкие деревянные настилы, похожие на те, что сегодня стелют в цимдильбанах[22]; и выплескивающаяся из чанов вода проникала под них и уходила наружу.
22
Цимдильбан — название современной корейской бани, без которой трудно представить себе повседневную жизнь корейцев.