— Что ж, закончи танец, который начала.
В этот момент память унесла ее в детство. Она была единственным ребенком в посёлке, кто мог дольше всех идти по железной дороге, ни разу не упав. Каждый раз, идя школу, она шла по рельсам и незаметно для самой себя освоила основные танцевальные па. Иногда, боясь упасть, она опасно балансировала, стоя на рельсах, раскинув руки в стороны. Она умела держать равновесие лучше, чем кто-либо другой.
Затаенная печаль из детства и подросткового возраста, которую трудно забыть, даже если захочешь, виднелась в ее танце. И чем глубже она чувствовала ее и хотела забыться, тем сильнее росло возбуждение, воодушевление. В вихре танца она достигла пика, внося в него неисполненную ею мечту утомленных работой сестёр, угрызения совести от того, что не смогла оправдать их ожидания и стать носителем духовного, культурного наследия, тревогу за будущее.
Когда снова раздался резкий хлопок конверта о столик, она сняла кальсоны и, оставаясь лишь в юбке, едва прикрывавшей тело, желая выровнять дыхание, поменяла быстрый темп танца на медленный. В тот момент, когда, согнув колени, она коснулась двумя руками пола, ее грудь широко открылась и сквозь открывшееся пространство стали видны не только ее подмышки, контуры пояса и ног, но и темный волосяной покров вокруг влагалища. Когда она приподнялась и, вращаясь на одной ноге, приподняв слегка другую, наклонилась, тонкая и нежная шелковая юбка соблазнительно обволокла ее стройное тело и заколыхалась, обвиваясь вокруг него. Смотревший на нее с нежностью Пак сачжан, когда она, используя лишь шелковое полотенце, игралась, то обвязываясь, то раскрываясь, то волоча его по полу, не в силах больше терпеть, с силой бросил на столик последний конверт с деньгами. Когда юбка была снята его торопливыми руками, издавая при этом треск, словно она рвалась, в комнате молодоженов погас свет. Вокруг сразу стало темно, хоть выколи глаза. Выброшенное поверх головы шелковое полотенце медленно падало вниз, описывая в воздухе изящную белую параболу.
Как только мадам О, дежурившая за дверью, и музыкант ушли, со всех сторон нахлынули зеваки, до этого прятавшиеся по разным местам, и, словно кошки-воровки, приподнявшись на носочки, прильнули к двери. Боясь упустить решающий момент, они проделали то тут, то там дырочки в бумаге, которой была оклеена комната. Жесткое и частое дыхание двух людей, страстные стоны мисс Мин были так отчетливо слышны, что, казалось, их можно было поймать руками. Однако когда посмотришь в дырочку, в комнате виднелась лишь темень. Глазам зевак ничего не было видно. Шел последний день месяца.
«Застольный муж» кисэн
«Все, конец! — пронеслось в голове Ким сачжана. — Приехал! До самого последнего времени у меня не было такой слабой мужской силы. Уже давно мой „нефритовый стержень“[54] не вставал по утрам, но когда я заставлял его встать, то возле его корня начинала появляться жесткая и упругая сила. На душе сразу становилось тепло от мысли, что мужчина во мне пока еще не умер. Успокоившись, тихо глядя на восходящее солнце через окошко на восточной стороне, я попытался снова уснуть. Конечно, если взять возраст, я уже разменял шестой десяток, моя мужская сила была уже не такая, как раньше. Ужас! Какой стыд! Даже мадам О, которая пережила столько трудностей, сколько можно перенести, повернулась ко мне спиной и лежала, плотно закрыв глаза, не шевелясь.
Моя мужская гордость внушительно выделялась на фоне багрового восхода. Когда его лучи начали озарять все вокруг, величественный „нефритовый стержень“ был похож на неустрашимого генерала, который, подняв щит, готов бороться с войском врага, не зная, что его сила угасла. Когда я убрал одеяло, чувствуя упругую жесткость в пахе, то моя мужская гордость резко встала, устремившись в направлении неба. Она всегда вызывала у меня чувство гордости своим внушительным видом.