— Как тебе не стыдно! — внезапно крикнула Табакне и бросила в меня ложку, которой мешала. — Нет, я не могу это больше терпеть!
Ложка, брошенная ею, больно ударила меня по голове. У меня невольно выступили слезы. Макушка, куда она попала, сразу опухла. Как я уже говорил, догадливость у нее была на уровне мастера восточных единоборств третьего дана, — она все мгновенно замечала. Я ведь лишь мельком, тайком, как вор, глянул в промежность мисс Ян, и когда она успела заметить?
— Тебе сколько лет, а? В старину, в возрасте 60 лет, ты считался бы глубоким стариком. Где ты видел выжившего из ума легкомысленного старика, который ходил бы, распуская слюни? — стыдила меня она. — Может быть оттого, что люди все время едят рис, выращенный с использованием химикатов, сегодня и молодежь и взрослые не знают как вести себя и поступают как дети. Разве это не большая беда? Разве это не конец света? Мир, в котором нет настоящих стариков, — это и есть конец света.
Кисэны, выслушав ее речь, прикрыли рукой рты, хихикая и поглядывая на меня. Поэтому мне пришлось быстро выйти на улицу, успев попробовать всего лишь несколько ложек бибимпаба. В эти минуты даже крутая каменная лестница, старинный деревянный пол и стойкие средние ворота показались мне бесконечно одинокими. Во дворе кибана виднелась длинная тень от гребня крыши, выложенного черепичной плиткой. Как же все-таки хочется есть!
— Смотрите! — прозвучал хриплый, кусающий уши, но все еще приятный голос мадам О. — Смотрите!
— Дура, ты что, с ума сошла? На кого смотреть-то? — с негодованием бросила Табакне, обращаясь к ней. — Ты считаешь, что если ты произнесешь, томно открыв глаза, «Смотрите!», то он превратится в хорошего человека? Он вор-карманник! Вот он кто! Однако он ходит, не стыдясь этого, с гордо поднятой головой, как будто у него славная профессия. И как только ему не стыдно! И при этом ты смеешь звать меня посмотреть на него!
— Жалко ведь, — виновато сказала мадам О, опустив красивые ресницы.
— Чего жалко? Кого жалко? Этого?! Да если этого негодяя жалко, то, извини меня, везде под небом валяются жалкие люди, может быть, ты пойдешь и их всех пожалеешь, — безжалостно продолжала Табакне.
— Посмотрите на эту опущенную шею и сутулую спину. Я не могу просто так пройти мимо. Жалко ведь.
— У тебя что, опять приступ? Вроде несколько дней было нормально…
— Сестра, сестра… — почти плача, взмолилась мадам О.
— Ну, хорошо, — со злостью сказала Табакне. — Иди и отдай все! Отдай все, что у тебя есть!
Когда она, стиснув зубы, со злостью вылила грязную воду в мою сторону, я не стал уклоняться, потому что нервы были парализованы, а тело затвердело. Если бы тогда мадам О криком «Смотрите!» не окликнула меня, мои нервы не были бы парализованы, и я смог бы спокойно уклониться от ушата грязной воды, отпрыгнув в сторону или отбежав на несколько шагов. Но когда она хриплым голосом окликнула меня, меня словно унесло в океан потоком воды, так я был ошеломлен ее голосом. Когда схватишь рукой что-то крошечное, похожее на маленькие кусочки разбитого фарфора, песок или что-то очень шершавое, они покалывают ладонь, так же и этот голос вошел в мое сердце, разрывая его, вызывая в нем острую, неизведанную до сих пор сладостную боль.
Сняв мокрые носки, отлепляя от штанов остатки кимчхи и шелуху лука, я понял, что я околдован. Иначе как я, такой мастер, мог быть очарован хриплым голосом уже пожилой женщины, а не ее состоянием? Я мог объяснить это только тем, что я был очарован до ослепления — до потери сознания. Но это вовсе не означало, что она бедна. Наоборот, в этом смысле она была очень подходящим объектом для меня. Для меня не составило особого труда выманить у нее деньги. Главной проблемой для меня была совесть. Когда вымогаешь деньги у женщин, не должно быть угрызений совести, у меня, можно сказать, их и не было, но только не с ней. С ней так не получалось. Только один раз я обманом завладел ее деньгами за аренду квартиры в Дэхындоне. После этого я страдал от угрызения совести, но потом я оглянулся назад и спросил себя: как долго я могу продолжать эту работу, оставаясь профессионалом? Вдобавок ко всему я отдал ей цепочку, с таким трудом сворованную у Табакне. После встречи с ней в моей голове постоянно вспыхивал желтый свет, предостерегавший об опасности, пробуждая во мне совесть.