Сейчас Лима — столица Перу, но раньше ею была Куско — столица империи инков. В легендарной древней столице инков Куско ежегодно — 24 июня, в самый жаркий день года — открывается фестиваль, посвященный солнцу. На восточной границе города находится крепость Саксайуаман, в которой король и королева, надев золотую корону, и юные непорочные девушки — дети солнца, обратившись в его сторону, приносят в жертву кукурузную воду и сердце ламы, сочащееся кровью, вытащенное из груди еще живого животного.
Я сих пор хорошо помню тот день. Это была ночь 24 июня по лунному календарю. Мне вдруг искренне захотелось, чтобы мадам О была бедной ламой, из груди которой вытащили сердце и принесли его в жертву солнцу на жертвенном алтаре. Чтобы в ночь, когда на небо взойдет яркая луна, она дрожала бы от боли из-за потерянного сердца. Но, к сожалению, это было невозможно, потому что она не была жертвой, лежащей на священном алтаре.
Я подумал, что ее бесстрастное лицо виделось мне таким, потому что душа, вышедшая из нее капля за каплей, была совершенно опустошена. Может быть, вы видели лотос, качающийся на поверхности воды, распускающий цветок и сбрасывающий лепестки? Его стебель внутри совершенно пуст, и поэтому лотос может плавать на воде. Когда мы видим лотос, мы говорим, что он красив, но, увы, у этого цветка пустой стебель. Мадам О напоминала мне лотос. Достигнув оргазма, она бессильно опустилась на пол, словно цветок лотоса на поверхность пруда; казалось, что ее тело, вспорхнув, взлетело в небеса. Ее ноги, словно опадающие то тут, то там лепестки лотоса, еще раз качнулись и бессильно опустились. В это мгновенье во мне вспыхнула такая дикая ревность, что я почти не мог ей управлять, но я мог только дрожать от гнева. Ее бесстрастное лицо ясно раскрывало истинную суть профессии кисэн: она продавала за деньги свое тело, но не душу. Но в каком же состоянии была тогда ее душа?
Я не спеша выключил остальные ртутные лампы. Над выгнутым вверх карнизом только что взошел старый месяц, похожий на срезанный ноготь. Деревянный пол заднего домика, накрытый тенью бамбуковой рощи, утонул во влажной темноте. Но они, словно два демона, все это время продолжали сливаться в единое целое, занимаясь любовью.
Их образы виднелись даже лучше, чем когда горела лампа, а движения в темноте стали более страстными. Мне хотелось согнуть все десять пальцев, словно бамбуковые грабли, и, вырвав ими свои глаза, выбросить их диким зверям на съедение, а из пустых глазниц набрать руками вытекающую темно-красную кровь и обрызгать ею ее обнаженное тело. А затем, не давая ей ни одного глотка воды, оставить стоять в сухом и потрескавшемся гороховом поле, как пугало со сломанной головой, чтобы даже птицы презирали ее. А если им станет скучно, то они, прежде чем улететь, клевали бы ее.
«Послушай, любовь на земле — всего лишь секс», — стучало у меня в голове.
На самом деле любовь — это только красивое имя, в фильмах или романах нет ни слова правды. Как известно, в любви очень важно начало. В зависимости от того, как она началась, будет определена ее форма, но если это так, я навеки потерял шанс сказать ей, что люблю ее. Я навсегда потерял ее…
Невозможность с достоинством войти к ней в качестве гостя стала моим вечным сожалением и проклятьем. Моей бедой было то, что я был очарован желто-красной текомой. Это было ловушкой. Моя любовь с самого начала была жестокой.
Это был сон. Конечно, это был сон.
Мне показалось, что я слышал, как мадам О пела пхансори. Ее голос не переходил тут же от одного звука к другому, а мелко дрожал, кружась около одной ноты. Разделив высоту голоса на короткие части, она то поднимала его, то понижала, возвращалась к изначальной ноте. Даже во сне я всегда выбирал песни с ее голосом. Как же я мог не узнать его, если желанием всей моей жизни было жить его звуком? Я, вероятно, ненадолго вздремнул, когда слушал песню. Мне приснился сон, как будто бы она шла по полю босиком. Она выглядела абсолютно спокойной и свободной. Я спросил ее: «Достигли ли вы вершины, увидели ли долгожданную равнину?» В ответ она лишь слегка улыбнулась мне. У нее было действительно спокойное лицо, и, несмотря на то что это был всего лишь сон, я успокоился.