Гитлеровцы были совсем близко. Раздались пулеметные очереди, и ползущие ускорили движение, чтобы поскорее сблизиться с обороняющимися и подавить их сопротивление своим численным превосходством.
Но Букаев и Исхаков, чуть привстав над окопами и маскируясь за вывороченными глыбами земли, так умело направляли огонь пулеметов, что то один, то другой из ползущих распластывался на снегу. Немцы поняли, что потерь все равно не избежать. В цепи раздались слова команд, гитлеровцы встали, устремились к окопам.
— Огонь! — с силой крикнул Широнин и сам приник к ложу автомата.
Но каким губительным ни был огонь гвардейцев, встречи с врагом лицом к лицу в неравной рукопашной схватке предотвратить не удалось. Широнин видел, как серозеленые шинели замелькали справа в окопах отделения Седых, над брустверами взлетели приклады автоматов, всклубились разрывы гранат.
В это время из-за сада вырвалась самоходка, облепленная стрелявшими на ходу автоматчиками. Машина неслась прямо к развалинам метеостанции. Широнин дал по ней длинную очередь, она была последняя, диск кончился. Трое автоматчиков кувырком скатились с трясущейся брони. Широнин завозился, сменяя диск, а когда вновь повел огонь, то заметил, что навстречу самоходке, извиваясь меж грудами камней, ползет Шкодин.
Вражеская самоходка была совсем близко. Автоматчики соскочили с нее, залегли меж камнями, бросили гранаты в метеостанцию. Несколько их разорвалось позади Широнина. Осколок ударил в пятку, другой рассек губу, выбил два зуба. Широнин не успел и выплюнуть их. Он увидел, как Шкодин привстал на колени, метнул гранату под гусеницу самоходки, но сам, сраженный автоматной очередью, мягко, ничком упал на землю.
Самоходка остановилась. И тут в сознание Широнина неотвратимой опасностью вошли два темных зрачка. Один из них большой — дуло самоходного орудия в упор наводилось на метеостанцию, другой маленький, но не менее опасный… Выбежавший из-за самоходки гитлеровский офицер целился в Широнина. Петр Николаевич опередил его двумя слитно прозвучавшими выстрелами. Но прогремел выстрел орудия… «Цел» — в первую минуту подумал Широнин, когда осколки просвистели над головой и зашипели на снегу. Но стена метеостанции заколебалась. Широнин не успел сделать и шага в сторону, как она тяжело рухнула на него.
XXVIII
Если бы год-два назад кто-либо сказал Фаждееву, что он — здесь ли в украинской степи или где-то на другом участке фронта — предрешит исход такого боя и выйдет из такого поединка победителем, он бы сам рассмеялся, не принял бы всерьез этих слов.
Думается, что нет ничего более значительного и более заслуживающего внимания в жизни человека, чем те преображения, которые день за днем делают его отличимым от того, каким он был прежде. Но сколько нужно таких дней? Какие из них всего весомей? Кто ответит точно?
Мы привыкаем видеть у себя во дворе посаженное нами же маленькое деревцо, и незаметно летит время, пока в какое-то весеннее утро, бросив на него случайный взгляд, искренне удивляемся и восклицаем: «А смотрите-ка, вот молодчага дубок, как пошел в рост!» Не так ли и с человеком? Мы свыкаемся с ним, видим его рядом с собой, будто бы одинаковым, но рано или поздно подходит час, и от всей души восхищенно дивишься: эге, да он ли это?!
Когда же преображался, вырастал гвардии красноармеец Фаждеев? Наверняка значительно прежде, чем тогда, когда повестка военкомата позвала его в армию и привела в запасной полк, а затем в фронтовую часть. Здесь он прошел только шлифовку. А в какую бы обработку ни попадал металл, он не меняет полученных ранее коренных первичных свойств. Человеческие же свойства Фаждеева слагались вместе и одновременно с обновляющейся жизнью его народа. За одним незримым пластом другой. За годом год. И когда из заброшенного в горах кишлака он, подпасок байских отар, впервые спустился вниз, пришел в шумный, лежащий на берегах Сыр-Дарьи Ленинабад, сел за школьную парту. И когда он, подросток, закончив школу, бродил с партией присланных из Москвы ирригаторов от аула к аулу, от такыра к такыру, открывал путь воде, а с ней и новой жизни на полях дехкан. И когда позже он сам трудился на этих полях не с кетменем, нет, не с кетменем, который полвека не выпускали из рук отец и мать, а ведя трактор, властвуя над дивными силами, каких не знала прежде таджикская земля.
Но назвать ли все то, что желанной, светлой новизной входило в биографию паренька с Алайских гор, что растило его и стояло у истоков его возмужания! Добрый же ратный путь воину, которого окрыляет гордость за содеянное им и который со справедливым достоинством может оглянуться на прожитое!