– Пусть лучше считают пропавшей без вести, нежели зачавшей до брака. – Рассудила мать Бренна.
К тому моменту двое владевших тайной ушли в небытие – как его отец, Вильхельм, так и наставник матери. Но тайну знал духовник (с которого наставник матери взял слово молчать), а также брат отца, случайно подслушавший разговор отца и гувернёра.
Брата отца, которого Бренн долгие годы принимал за своего настоящего отца, помнил ещё хуже, чем свою мать. Всё, что осталось в его памяти об отчиме – это то, что был такой высокий человек с длинными, белоснежными волосами, с которым Хризольда не была счастлива. Сейчас Бренн, размышляя о своей прошлой жизни, и прокручивая кое-что в голове, пришёл к выводу, что его мать кое о чём догадывалась – о чём-то явно нехорошем. Он припоминал, что Хризольда никак не могла за что-то того простить, а один раз, уж совсем ребёнком, когда ему было четыре, он застал сцену, в которой его отец (как выяснилось позже, отчим) валялся у матери в ногах, стоя на коленях, и вымаливал прощения за какое-то злодеяние, уверяя, что он «никого не убивал». Тогда ему сие показалось странным и непонятным. В память въелось и до сих пор не стёрлось. Поначалу значения он, Бренн, не придавал, а сейчас сопоставил со своими суждениями, с предсмертными словами матери, и всё встало на свои места.
– Так вот оно в чём дело. – Озарило, осенило Бренна.
И вспомнил он другой эпизод из своей жизни, а именно то, что у него самого имелся брат, ведь Хризольда родила двойню. Только куда он потом делся?
И нахмурился Бренн, и вспомнил, что у отчима не шли дела – долги, или что ещё. Настали смутные дни, когда он, Бренн, не доедал, а также и вся его семья тоже. И случилось так, что всё к одному: в графство Швиния (кажется, так называлось то место, где скрывалась семья Бренна) вторглось с запада тиранское войско. Несомненно, их бы всех перебили, но неожиданно для всех с юга, из Лунда двинулись орды амулетинцев – а они нисколько не дружественны ни Швинии, ни Тирании, ни Тезориании (которая есть родина Хризольды). Тогда и произошло то, что произошло: отчим, защищая их семью, погиб, а Хризольда, будучи смертельно ранена, вручила ему, Бренну живой свёрток, успев рассказать предысторию его, Бренна, появления.
Бренн и его брат-близнец попали в плен – им, шестилетним детям, амулетинцы завязали глаза, и горными тропами через дикие, неизведанные места направили сначала в один перевалочный пункт, а затем – в другой, пока не оставили насовсем в третьем. И первую базу амулетинцы называли меж собою Наср-эль-Базария, вторую – Нахр-эль-Шамания, а третью – Истязакия. И страшным местом оказалась Истязакия, поскольку в граде том находился крупнейший невольничий рынок, на котором людьми торговали, точно тканями или фруктами, и цена одного раба не равнялась цене другого, ибо у каждого имелись свои индивидуальные характеристики.
Так, лучшими гонцами считались ночеликие из Южных Земель, ибо хорошо бегали и в целом были более выносливы на длинных дистанциях. Нордам вроде Бренна, доставалась самая тяжкая работа, поскольку норды физически крепыши; гнали их в каменоломни, равно как и гномов. Люди племени щелеглазок являлись самыми счастливыми, ибо их отбирали всякие местные звездочёты, потому что щелеглазки были умны и предрасположены к счёту – цифры, арифметика были им по плечу.
Там-то, в Истязакии и разошлись пути двух братьев – разминулись и Бренн, и Дренн, потому что одного бросили в шахту, а другого – на рудник. С тех самых пор не видели они друг друга.
Более же всего Бренн переживал за живой свёрток – в нём покоилась крохотная, беспомощная девочка. Бренн улыбнулся (хоть и со слезами на глазах), при воспоминании о том, как спросил в своё время у матери о происхождении малышки.
– Кто же оно? Откуда взялось?
– Как – откуда? – Рассмеялись родители. – Аист нашёл в капусте, и принёс нам.
Не знал Бренн, что делать с этим новым для него живым существом – прижимал только к сердцу, да и только. Так и стоял с этим свёртком на базаре, на аукционе, покуда его, Бренна, не продали, как самый обычный товар.
Амулетинцы всё же не бог весть, какими извергами оказались, и отлично понимали, что от шестилетних ребят в каменоломнях проку, толку будет мало. Их назначили всего лишь подмастерьями – но это на первое время; как только Бренн достигнет четырнадцати, с него не слезут, как с вола. Пока что Бренн подносил что-нибудь, помогал. Делал то, что мог делать ребёнок его возраста.