Оттого и пропадал князь то на поле брани, в гуще сражений, то обивая пороги дружественных кронств – в последнее время вся надежда была исключительно на Стерландию, которая имела общие с Тезорианией границы; жители этой страны также предпочитали войне жизнь в мире и согласии. Однако если задеты их честь и достоинство, они непременно будут биться.
У Стерландии были свои враги: далеко на севере, за Снегозёрьем находилось кронство Тронн, и магия навела черноту на сердце, разум и душу тамошнего кронинга. Не давало покоя и иное кронство, имя которому – Сюшер, чьи жители промышляли грабежами и разбоем. Они постоянно вторгались с моря, совершая дерзновенные и агрессивные набеги. Эти люди приплывали на драккарах, и одеты были в звериные шкуры. Суровыми весьма были они, особенно же – их вожак, что «носил на себе мёртвого ведмедя», как с придыханием и страхом твердили верноподданные из княжества Хладь, ибо и им те корсары доставили немало трудностей да неприятностей.
Несмотря на то, что Кристиан бывал в своём замке нечасто, жену и дочь любил он оттого не меньше, и всегда привозил с собой множество гостинцев. Жена его, к великому сожалению, была несколько больна и почти всегда слегка бледна: её часто мучили головные боли, особенно после рождения дочери. Тем не менее, княгиня делала всё, что могла, занимаясь своим единственным чадом в свободное от болезненных приступов время.
Именно поэтому Хризольду с детства растил и опекал гувернёр, которого звали Андрбальд. Многое, многое ведал этот славный человек, но многое, многое таил под семью замками в своём сердце. Преданней его не сыскать во всём кронстве, и Хризольда была весьма привязана к нему. Именно благодаря Андрбальду юная дева неотразимо пела и умела играть на многих музыкальных инструментах, а её пребывание в библиотеке равнялось пребыванию в спальне в часы, отведённые под сон.
– Входи же скорее. – Княжна осторожно выглянула наружу, дабы выяснить, не следит, не подслушивает ли кто.
– Что с вами, маленькая госпожа? – Подивился гувернёр, хотя на самом деле догадывался кое о чём. Удивлялся же он крайне редко, ибо много уже повидал на своём долгом веку.
В настоящий момент на Хризольде не было лица; точно подменили её. Ещё несколькими мгновениями ранее её личико буквально лучилось ясным дневным солнцем, а ныне было явно чем-то озадаченным, обеспокоенным. Что всё же не говорит в пользу мимолётности, непостоянности в её характере – скорее, княжна долго молчала, томительно размышляла. На некоторое время она отбросила все страхи и опасения, но они вновь нашли её, нашли сами. Ныне маялась и не находила себе места. Она словно разрывалась, точно свершила нечто худое, но, с другой стороны, на то имелись веские причины, если можно говорить серьёзно о чувствах, переполнявших эту девочку.
– Ах, Андрбальд… – Начала было Хризольда, но тут же запнулась, и позже перешла на шёпот. – Боюсь, моё подвенечное платье не может быть белого цвета!
Бедный ребёнок расплакался, разревелся, захныкал, и были это и слёзы раскаяния, и слёзы сожаления; но были там и слёзы иного порядка, которые смог бы понять лишь тот, кто хорошо знал ослушницу.
Гувернёру не обязательно было повторять дважды: он всё понял. И тем страшней был для него удар, ибо грош цена всему тому, что он делал до сих пор, не уследив, не предвосхитив. С какой миной на лице предстанет он пред теми, кто вверил ему сие беззащитное, безропотное дитя, которое доселе не причиняло никаких неудобств?
– Как же так? – Только и спросил несчастный, а руки потянулись к затылку.
– Это случилось, когда ты отлучился не по прихоти своей, но по зову сердца твоего, когда ты нужен был в ином месте, дабы помочь советом и не только. Одни были в саду, и позже, на лугу…
– Довольно! – Вскипел Андрбальд. – В сию же долю мгновения прикрой свои уста! Кабы не вышло так, чтоб тайну, что познали двое, не постигли трое. Ты очень огорчила меня сегодня.
Гувернёр выглядел обиженным – ещё бы, Хризольда, которая была ему как дочь, взяла и предала их всех, но, прежде всего – саму себя.