– Я полагала, что вы пали в сражении, как и многие другие. – Недовольно пожала плечами хозяйка, женщина лет сорока пяти. – Говорят, мало кто вернулся.
– Вот я и вернулся. – Сердито ответил ей Бренн. – Я устал и хочу спать; хотя бы просто прилечь – валюсь я с ног.
Однако на два этих голоса вышел некто, кого вполне резонно можно назвать новым жильцом, новым постояльцем – судя по всему, то был какой-то заезжий мелкий граф, ибо к нему обратились со словами «милорд».
– Возьмите, сударь, – Ехидно произнёс тот человек, щедро протягивая Бренну целых четыре золотых. – Возьмите всенепременно. – Добавил он, насмешливо окидывая своим взором неброский, серый вид помятого военной кампанией наёмника. – Думаю, четырёх золотых монет за простой вам хватит вполне, и вы можете сегодня и поесть, и даже найти новый ночлег – где-нибудь, на сеновале чьей-либо деревенской семьи, потому что в этой гостинице, увы, больше мест нет – ведь так, фрекен Стокк?
Фрекен Стокк утвердительно кивнула.
Бренн швырнул бы эти монеты наглецу и хаму прямо в лицо, но то ведь был граф – не хватало ещё новых проблем, а даже если и кинуть вызов – не в том положении сейчас Бренн. Своё богатое сословие надобно ещё доказать, да вообще – что за глупости лезут ему нынче в голову? При чём тут вызов, при чём тут сословие? По всей видимости, перегрелся он на дневном солнцепёке – или же, наоборот, замёрз от постоянных прохладных ночей, студёных морей. Плохо, смутно соображал Бренн; к тому же, его немного качало из стороны в сторону – ведь он не только ходил пешком, но и плавал на большой ладье.
Бренн понимал, что он – пешка в большой игре; одна из мелких, незначительных карт. В то же время он осознавал, что метко брошенная карта может изменить ход всей игры. Но именно сейчас предпринимать что-то – не время. Не время пререкаться ни с фрекен Стокк, ни с этим невесть откуда появившимся «графом» – Бог с ними, и счастья им, к тому же, они правы: чего зря будет пустовать жильё? Никто бы не донёс сюда весть о его гибели, ведь он – никто. В бою, в задании – бесценен, а в миру – ничто. Потому Бренн, плотно сжав зубы и при этом мило, добро улыбаясь, скрепя сердце взял деньги, поклонился и пошёл своей дорогой – иного выбора у него на данный промежуток времени не было. Можно было сыграть в рубаху-парию, лютого морского волка, явившегося с победой, и задиристо сбить с графа всю спесь и вселиться заново, вместо него, в свою прежнюю каморку – только перспектива в виде публичной виселицы как-то не радовала. Именно виселицы, ибо казнь через отрубание главы лишь для господ. Отмахиваясь от опасных, назойливых мыслей бродяга пошёл, куда глаза глядят, дабы сыскать себе новое пристанище, ибо крова больше нет…
V
. Близнец
Бренн всегда чётко понимал, что то, чем он промышляет сейчас, не есть то, чем он хотел бы заниматься в жизни. Он никогда не любил ловить рыбу, никогда не хотел ходить с рогатиной на ведмедя; ему не нравилось обжигать горшки и присматривать за хряковепрями. Самым неприятным для него было участвовать во всевозможных военных конфликтах, заварушках, раня и убивая при этом тех, кого он видит впервые, и которых не увидит никогда. Ему ненавистно было лишать человека жизни, даже если это был враг. Всё, что он делал, чем прославился – всё это он совершал не ради себя, не ради того, чтобы снискать славу и почёт. Всё это он делал вынужденно, дабы помогать родному для него человеку, которого перед смертью вверила ему его мать, Хризольда. Вот уже долгие десять лет он, как преданный пёс, беспрекословно выполняет приказы; не было такого, чтобы он отказался хоть раз. И всякий раз он справлялся на ура, вот только невидимый камень, камень совести и сожаления начал расти, увеличиваясь в размерах не по месяцам, но по неделям.
Бравый викинг сидел в своём замке, Зэйдене – много воды утекло с тех пор, как прояснилось прошлое, и он вернул своё. Теперь у него есть всё, о чём лет десять назад он мог лишь мечтать – свой дом, своя земля, своя прислуга. Теперь можно было свататься к Тарье, но Тарьи больше нет… Любовь всей его жизни, кронинхен его сердца тихо умерла во сне от непонятного недуга, не вставая с ложа своего последние две недели; даже Элеонора, владея кое-чем, бессильна оказалась. Говорят, Тарья снизошла в Страну Снов – перед гибелью она записывала каждый свой сон, и каждое новое сновидение вначале было в разы прекраснее предыдущего… Пока не начались кошмары. Смерть красавицы избавленьем стала для неё!