И звали старшую сестру Хельга, и любила она очень и отца своего, и мать, но с самого рождения подавляла в себе излишнюю эмоциональность, так что со стороны иногда казалось, что нет в её душе никаких переживаний. Напротив, когда оставалась Хельга наедине со своими мыслями, предварительно убедившись, что никто за ней не наблюдает, то предавалась чувствам, давая волю и слезам, и радости, в зависимости от произошедших событий. И скорбела по матери не меньше, и мокрою была подушка, но так, чтобы никто ничего не заметил. И обладала Хельга повышенной тягой к правде и справедливости. И дралась остервенело и яростно даже с мальчишками много старше себя, когда отец или мать брали её порой с собой на рынок в город; дралась, когда видела, что обижают слабых и беззащитных, маленьких и бедных. Хельга была красива: очень густые рыжие волосы, упрямые зелёные глаза; всё под стать взрывному характеру, хотя, как уже писалось выше, из себя она выходила редко, но метко; только за дело.
Имя средней сестре — Рагнильда, и была она прямой противоположностью Хельге: почти такая же скрытная, она, увы, не отличалась хорошими наклонностями, хотя и не уступала старшей в красоте. Рагнильда росла капризной, избалованной черноволосой девочкой с карими глазами, зацикленной на своих думах. Хоть и помогала она матери дома по хозяйству, но делала это с большой неохотою. Более же всего на свете Рагнильда ненавидела извиняться, просить прощения.
Майя, младшая из сестёр была самой красивой из них, словно ожил прекрасный цветок. Очень воспитанная, тихая и послушная, но наивная и доверчивая, с ясными, выразительными глазами цвета неба и позолоченными локонами длинных волос. Как и Хельга, она, будучи всё-таки купеческой дочерью, таки не чуралась самой грязной работы, и гнали её в самые невероятные места любопытство и большая тяга к жизни, к познанию мира. В отличие от Рагнильды, которая корпела над странными книгами из внушительной библиотеки отца, Майя не любила сидеть дома и вечно пропадала в поле. Она с интересом наблюдала, как работают крестьяне и, несмотря на свой юный возраст, носила им воду. Майя обожала внимательно рассматривать каждый уголок природы за окнами своего дома. Она собирала цветы и относила их матери, пока та была жива; вместе они плели из цветов венки и расчёсывали друг другу волосы. Бывало так, что протягивала Майя ладонь, и на неё садилась птаха или бабочка, и радовала глаз пением и оперением. Убегала Майя далёко, но охранял её дух добрый от всевозможных напастей.
И просил купец за жену свою перед самим кронингом, и дал тот людей, и прочесали они весь лес, но тщетно. Отгоревав, зажил купец, как и прежде…
Холил и лелеял дочерей купец, и как-то раз опять повёл их на ярмарку.
И спросила Хельга у отца:
— Что это за люди, которых часто видим мы здесь? Они явно не торговцы, но со странными предметами в руках, и в яркой одежде.
— Это воины, моя дорогая, королевская стража. Все они бдят покой и наш и государев, и защищают от воришек и прочих недругов. — Отвечал ей купец.
И спросила тут Рагнильда:
— Кто те люди, отче, что в тёмных длиннополых одеждах и всегда покрывают свои головы той же тканью, озираясь по сторонам?
— Это маги, моя хорошая; но чем они занимаются, я точно не знаю. Раз кронинг позволяет им пребывать здесь, и стража их не ловит, значит, нужные это кронству люди, сведущие в своей области.
Майя же ничего не спросила, потому что знала, что её любимыми растениями и животными торгуют такие же купцы, как и её отец. Только вот более всего на свете желала Майя отпустить всех этих кролов на волю.
И прошли они дальше.
И любовалась Хельга статью оруженосцев; тем, как они с уверенностью держались в седле и как чистили до блеска своё оружие. И мечтала теперь рыжая озорница подрасти и стать одной из них. Чернобровая же Рагнильда хранила мрачное молчание, увлечённо следя за каждыми движениями всяких уличных шарлатанов, и в душе своей желала присоединиться. А златовласка Майя радовалась каждому лучику Солнца и с упоением вдыхала аромат зелени.
И вот, ещё совсем недавно с трудом пережив тяжёлую утрату, зарёкся было купец впредь не покидать чертоги свои так надолго; но, не пробыв с дочерьми и нескольких дней, по личному приказу кронинга он снова начал собираться в путь. И собрав подле себя чад своих, молвил:
— Вот, посылают меня снова в путь далёкий; уж не знаю, скоро ли ворочусь обратно. Скажите же, дети мои ненаглядные, что привезти вам из земель заморских?
И просила старшая:
— Привези ты мне, отец, длинный лук и колчан со стрелами, хочу я упражняться.