Он прервал речь, ибо сиделец поставил перед Ретифом пенную кружку высотою в три дюйма.
— Убери этот наперсток, Сквирмкин, — воскликнул дядя Мочельник. — Гостю требуется сосуд покрупнее!
— Да это же наша ведерная кружка, — обиделся сиделец, — хотя, пожалуй, при его росте она должна показаться ликерной рюмочкой. Ладно, пойду попробую вышибить дно у бочки…
И он поспешил прочь.
— Умоляю вас, не поймите меня превратно, милорд, — продолжал дядюшка Мочельник. — Как и любой патриот, я преисполнен радости оттого, что липколапые сгинули, предоставив оберонцам самим вершить дела планеты. Но кто мог предвидеть, что нас, граждан нормальных размеров, тут же примутся грабить переростки одного с нами роду-племени и что они по всем статьям превзойдут иноземных захватчиков?
— Первый попавшийся историк, — ответил Ретиф. — Но я с вами согласен: когда тобой вертит местное хулиганье, это гораздо противнее гнета чужеземных пришельцев.
— Именно так, — согласился Прикрас. — Когда приходится жить под пятой иноземцев, всякий может хотя бы отчасти утешиться, изрыгая в их адрес разного рода хулу и виня во всем присущее им от роду моральное уродство, но в случае с собственными родичами этот метод способен привести к результатам неожиданным и неприятным.
Сияющий сиделец вернулся с деревянным бочонком, вмещавшим примерно кварту. Ретиф приветственно поднял бочонок и сделал большой глоток.
— И если то, что подслушал мой племянник, хотя бы отчасти истинно, — продолжал, вытирая пену с усов, дядя Мочельник, — худшее еще впереди. Ты уже обо всем поведал нашему благодетелю, паренек?
— Нет еще, дядюшка, не успел. — Прикрас повернулся к Ретифу. — Я выметал крошки из комнаты, в которой вкушают завтрак важные особы, и мысли мои блуждали где-то далеко, как вдруг до меня донеслось слово «громили», коим перебрасывались господа, еще сидевшие за столом. Я навострил ушное оперение, полагая услышать, как они поносят этих мерзавцев, но услышал совсем другое. Секретные сведения, согласно коим их атаман, тать и лиходей Гордун, выдает себя за выразителя наших интересов, прирожденного лидера всего Оберона да вдобавок еще и требует аудиенции у Его Внушительности Посла Гвоздуодера! Натурально, я поспешил вывести Высокородных Лордов из обуявшего их нелепого заблуждения, но, поспешая, опрокинул кастрюльку, в коей находился горячий шоколад…
— Увы, племянник бывает порой чрезмерно порывист, когда принимается отстаивать свои убеждения, — вставил словечко дядя Мочельник. — Но и то сказать, в сем случае он претерпел за них жестокие муки.
— Истинно так, — великодушно признал Прикрас, — хоть, впрочем, и Его Почтение господин Магнан тоже их претерпел, когда шоколад излился ему на колени. Счастье еще, что шоколад успел отчасти остудиться, немалое время простояв на столе.
— Нелепейшая перспектива, — снова принялся за свое дядя Мочельник. — Эти шаромыжники будут править нами, порядочными гражданами! Подумать страшно, сэр Ретиф! По мне, так уж лучше бы пятиглазые воротились!
— Они хоть как-то окорачивали этих негодников, — сказал Прикрас, — не позволяя им носу высунуть из пещер и с холмов.
— Что сделаем и мы, паренек, дай только окончиться выборам, — напомнил юноше дядя Мочель-ник. — Натурально, мы, щебетуны, готовы принять бремя политического руководства чернью, сие будет и естественно, и справедливо, и едва лишь наш кандидат одержит победу, неотвратимую в силу нашего высшего превосходства над…
— Не принимай всерьез болтовни выжившего из ума старикана, верзила, — донесся от соседнего стола тоненький голосок. Малюсенький оберонец ростом не более девяти дюймов приветственно поднял стаканчик, в котором помещалась едва ли унция жидкости. — Именно и исключительно мы, клепики, благороднейшие среди всех творений Природы, самими небесами предназначены главенствовать над здешним неуклюжим скотом, — вас, милорд, я, разумеется, не имею в виду…
— Это что там за пыльный сверчок стрекочет из трещины в табуретке? — громко осведомился через три стола оберонец средних размеров с похожими на очки черными кружками вокруг глаз. — Иноземцу, вон, и тому понятно, что единственно нам, блефунам, принадлежит законное право наследовать мантию древних владык. Вот погодите, как только мы придем к власти, вы живо отучитесь трепать языками.