Но сейчас, лежа под сосной и глядя в темное небо, он понимал, что все неожиданно и решающим образом изменилось. Теперь он был не где-то на маленьком участке войны, а в самом ее центре, на главном направлении. Теперь каждая его неудача, каждый шаг назад оборачивались угрозой для страны, для народа.
Конечно, и справа, и слева от его группы ожесточенно сражаются многие части Красной Армии. Не он только заслоняет гитлеровцам путь к Москве.
А такое чувство, словно он, он один в ответе за Москву!
...Надо бы заснуть. Завтра — как, впрочем, и до конца войны — будет трудный день. А немецкие самолеты все не возвращаются...
Дал бы бог удачи московским зенитчикам!
«НАШЕГО ПОЛКУ ПРИБЫЛО!»
Маленький дачный домик стоял в саду и был почти не виден с улицы. Автоматчик показал, куда пройти, и Гудков направился по дорожке к летней веранде. С некоторым трепетом — не приходилось ему встречаться с таким высоким начальством — поднялся по трем скрипящим ступенькам.
На веранде за простым деревянным столом («Здесь, верно, до войны по вечерам собиралась вся семья, пили чай с малиновым вареньем, слушали патефон») сидели командующий Западным фронтом Маршал Советского Союза Семен Константинович Тимошенко и Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников. Перед ними на столе была разложена карта, иссеченная стрелами, пестревшая кружками и полукружиями.
Маршалы сидели нахмуренные. Видно, на душе у них не очень-то весело.
Гудков представился:
— Бывший начальник штаба танковой дивизии подполковник Гудков...
Тимошенко пытливо смотрел на стоявшего перед ним командира, словно прикидывал в уме, на что тот способен.
Шапошников спросил мягко, с присущей ему деликатностью:
— Скажите, пожалуйста, товарищ Гудков, какое у вас образование?
— В тридцать шестом году окончил академию имени Фрунзе, в сороковом — академию Генерального штаба.
Шапошников поднял бровь не то одобрительно, не то удивленно и посмотрел на Тимошенко.
Командующий фронтом, все так же насупившись, рассматривал Гудкова. Проговорил наконец хрипловатым, но звучным голосом:
— Подкован основательно. Добро!
— Надо бы его к Рокоссовскому направить, — негромко предложил Шапошников.
— Пожалуй! — согласился Тимошенко и повернул к Гудкову глянцевито поблескивающую голову: — Пойдешь к Рокоссовскому начальником оперативного отдела штаба группы. Знаешь такого?
— Так точно, товарищ маршал! Как же не знать!
— Вот и отлично. Сейчас же получай документы и отправляйся. Война не ждет.
— А где дислоцируется штаб Рокоссовского? — обрадованный таким удачным назначением, добродушно спросил Гудков, хотя спрашивать у командующего фронтом о таких подробностях вроде бы и не годилось.
— Где дислоцируется?.. — хмуро усмехнулся Тимошенко и глянул на Шапошникова, словно приглашая его ответить на заданный вопрос.
Но Борис Михайлович, задумавшись, смотрел в сад, где уже бродили сиреневые вечерние тени. Молчал.
Тимошенко ткнул толстым карандашом в карту:
— Шоссе Москва—Минск видишь?
— Так точно!
— Вот и двигайся по шоссе и спрашивай всех встречных-поперечных. Так и попадешь к Рокоссовскому. Ясно? — строго и нетерпеливо пояснил командующий.
— Все ясно, товарищ командующий! — браво козырнул Гудков. — Разрешите идти?
— Передавай привет Константину Константиновичу. Повезло тебе, что к нему попал. Это понимать надо! — уже добродушно добавил Тимошенко. — Действуй!
Шапошников приподнялся, протянул Гудкову руку:
— Желаю вам всего доброго, голубчик!
Уже было за полночь, когда Гудков вышел на шоссе для общеизвестной процедуры «голосования».
Магистраль жила ночной прифронтовой жизнью. Мчались машины с притушенными фарами, на обочинах скрежетали гусеницами танки, в темном небе завывали авиационные моторы... На западе то приподнималась, то снова пряталась за темный гребень леса розовая полоска: пожары. Далекий гул походил на приближающуюся грозу.
Командующий фронтом был прав. На очередном КПП Гудкову объяснили:
— Вон за той разбитой будкой сверните по тропинке к лесу. В лесу и ищите группу Рокоссовского.
Уже совсем рассвело, и солнце, яркое и огромное, глянуло радостно на мир. Дойдя до лесной опушки, Гудков остановился, очарованный красотой леса. Пронизанный золотыми солнечными нитями, весь в слепящих блестках росы, наполненный бодрящим ароматом хвои и трав, лес казался мирным и сказочным.