...Давно подведены итоги Великой Отечественной войны. Давно подсчитано, сколько было сбито вражеских самолетов, подбито танков, уничтожено орудий, сколько гитлеровских солдат и офицеров сложили свои головы на полях битв. Мы знаем, какая доля в общей победе принадлежит нашей авиации, артиллерии, танковым войскам, Военно-Морскому Флоту и, конечно, царице полей — пехоте.
Слава им!
А как определить, какую роль в минувшей войне сыграла только одна песня — «Священная война»? Сколько миллионов бойцов на фронте и тружеников тыла поднимала она на смертельную борьбу и беззаветный труд, вселяла новые силы, вдохновляла и звала на свершение ратных и трудовых подвигов во имя победы?
Рокоссовский любил песни. Русские народные, раздольные, веселые и грустные. Но, как человек военный, всей жизнью связанный с армией, он, естественно, особенно любил песни в исполнении Краснознаменного ансамбля Красной Армии, которым руководил Александров.
Вот почему Рокоссовский так обрадовался, когда ему доложили, что в войска прибыла фронтовая бригада Краснознаменного ансамбля:
— Словно корпус резерва Главного Командования подбросили!
...Концерт, как обычно в те дни, начался «Священной войной». И хотя слова новой песни все уже знали наизусть, все же бойцы и командиры снова и снова требовали «Священную войну».
И снова неслось грозно и гневно:
После концерта Рокоссовский, поблагодарив артистов, как бы между прочим заметил:
— Есть у нас геройский полк. Сейчас он на самой передовой. Жаль, что ребята не услышат такую замечательную песню в вашем исполнении.
Артисты бригады поняли намек:
— Так мы туда пойдем.
— Нет-нет, я вас туда не пущу. Там опасно, — запротестовал Рокоссовский. Но и по глазам было видно, что уж очень хочется ему доставить радостные минуты отважно сражающимся бойцам переднего края.
— Давайте сопровождающего, мы туда пойдем и выступим, — настаивали артисты.
— Только предупреждаю: там очень опасно, — слабо возражал Рокоссовский.
Участники бригады ползли по-пластунски под огнем немецких минометов и пулеметов. Доползли. Дали несколько концертов. А когда узнали, что есть батареи, куда и добраться днем нельзя, пели в телефонную трубку по нескольку раз одну и ту же песню, чтобы как можно больше солдат ее услышали...
Командир полка ночью позвонил Рокоссовскому:
— Спасибо, товарищ командующий! Как живой воды бойцы глотнули. Теперь, как в песне поется, «пойдем ломить всей силою, всем сердцем, всей душой».
— В добрый час!
ВО ВЕСЬ РОСТ
Он знал быт своих солдат. Знал, как они обмундированы, как накормлены. Но он хотел глубже понять их моральное состояние, проникнуть в область их чувств, в их психику.
В те времена в основном была принята ячеечная система обороны. Сидит солдат в окопе, сжимает в руках винтовку, ждет, не полезет ли враг через бруствер. Одним словом, держит оборону. Боец знает, что впереди вражеские позиции с пулеметами, минометами, автоматами и прочим разящим оружием. Он знает, что впереди враг, готовый каждую минуту, каждую секунду ринуться на него.
А что происходит слева и справа от него, боец не знает. Держатся ли его товарищи? Или они уже дрогнули, отошли, и он остался один в своей ячейке-яме перед наступающим врагом?
На войне страшно — в этом нет секрета. Великое чувство локтя, солдатской взаимопомощи и взаимовыручки помогает держать страх в узде. Недаром говорится: «На миру и смерть красна!»
Рокоссовский решил сам испытать те чувства, которые обуревают солдата, когда он один на один со своей судьбой сидит в ячейке. Отправился на передний край и в одной из ячеек сменил бойца средних лет, с угрюмым, плохо выбритым лицом.
— Давайте-ка, товарищ боец, я вместо вас тут подежурю.
Боец с недоумением и даже с некоторым беспокойством смотрел то на генерала, который спокойно и деловито располагался в его ячейке, то на своего командира взвода, даже вспотевшего от присутствия на передовой высокого начальства. Брало сомнение: нет ли тут какого подвоха? Но взводный кивал головой, — значит, все идет правильно. Боец не стал вдаваться в детали и искать объяснения странному поведению генерала. Вылез из ячейки — и поскорей в роту.