И рана зарубцевалась...
Впрочем, не совсем.
Но выяснилось это лишь четверть века спустя.
«НАДО СПАСАТЬ СТАЛИНГРАД!»
Шел по России август, жаркий, с частыми грозами, с еще душными ночами.
Шел по нашей земле второй год войны.
Теперь генерал Константин Рокоссовский командовал войсками вновь созданного Брянского фронта. Под началом у него была не в некотором роде самодеятельная оперативная группа войск, как под Ярцево, даже не армия, как под Москвой.
Теперь был фронт. Никогда еще за всю свою военную жизнь ему не приходилось командовать такой огромной массой войск. В состав фронта входил чуть ли не десяток армий и танковых корпусов.
Вначале его даже напугал расширившийся масштаб работы, неизмеримо возросшая ответственность. Но приказ о своем новом назначении он принял, как и полагается солдату:
— Слушаюсь!
Идет Великая Отечественная война. Не время теперь прибедняться, малодушничать: «Не справлюсь... Не вытяну... Нет опыта...»
В главном он был уверен: на любом посту, в любой обстановке будет работать с полной отдачей всех сил, знаний, опыта.
Никогда он не был карьеристом, не тянулся за высоким постом или лишней звездой. Всегда выполнял свой долг как коммунист, как советский командир.
И если Верховное Главнокомандование говорило: «Иди!» — он шел.
В августе 1942 года, после упорных боев с противником, который безуспешно пытался продвинуться на север вдоль Дона, войска Брянского фронта перешли к обороне.
Немцы, словно почувствовав, что оборона здесь крепкая, тоже притихли, направив главные усилия на юго- восток. Каждый день оттуда приходили тяжелые известия. Преодолевая сопротивление частей нашего Юго-Западного фронта, вражеские колонны рвались вперед, добивались все новых успехов.
Пришлось помогать соседям. По приказу Ставки ушли на Юго-Западный фронт один, второй, третий танковые корпуса. Но и этого было мало. Как видно, за весну и лето немцам удалось собрать большую наступательную группировку. Теперь она таранила наши отступающие войска.
В начале сентября обстановка резко обострилась. Противнику удалось форсировать Дон, преодолеть междуречье Волги и Дона, завязать ожесточённые бои на окраинах Сталинграда.
Тяжело было смотреть на карту. Где Германия, где наша государственная граница — и где Сталинград.
Разное можно было предполагать в начале так неудачно сложившихся для нас первых дней войны. Но чтобы гитлеровцы дошли до Сталинграда — никогда!
Бои у самой Волги. Теперь Константин Константинович Рокоссовский думал, что со своим стоящим в глухой обороне фронтом он оказался в стороне от главного направления, словно в резерве... Было тоскливо. Казалось, предложи ему сейчас армию или корпус — с радостью согласится, лишь бы сражаться там, на сталинградской земле.
С нетерпением и надеждой ждал указаний из Москвы, из Ставки Верховного Главнокомандования. Когда же? Когда?
Такой день настал.
Вызванный к аппарату ВЧ, он сразу узнал глуховатый, низкий, со знакомым акцентом голос:
— Товарищ Рокоссовский, вам не скучно на Брянском фронте?
Сразу подумал: как точно угадал Верховный его мысли, его настроение, желания!
Поспешил подтвердить:
— Конечно скучно, товарищ Сталин!
— Предлагаем вам принять командование фронтом под Сталинградом.
— Спасибо!
Константин Константинович Рокоссовский рассказывал:
— Уже на следующий день после телефонного разговора со Сталиным я был в Москве. Поздоровавшись, Верховный прошелся по кабинету. Мягкие шевровые его сапоги бесшумны на лощеном паркете.
Сталин был мрачен. Таким я его еще не видел. Серо-землистое лицо казалось осунувшимся. Ходил молча. Вдруг резко остановился и, глядя мне в глаза, сказал сухо, почти сердито:
— Надо спасать Сталинград!
Поверьте мне — я вздрогнул. До предела откровенная фраза была подобна удару. Направляясь в Москву, я знал, что дела на Юго-Западном фронте идут плохо. Но такая смертельная угроза Сталинграду? Нет, не может быть!
Словно заметив, какое впечатление произвели на меня его слова, Сталин добавил мягче:
— Берите с собой лучших своих офицеров и вылетайте туда побыстрей,
Я знал, что теперь никакие слова не нужны. Только и сказал:
— Все будет сделано, товарищ Сталин! Все!
Генерал-лейтенант Рокоссовский в общих чертах представлял себе, какая опасная ситуация складывалась на юго-востоке и юге страны. Слова же Верховного Главнокомандующего словно осветили теперь важнейший участок фронта, сделали все рельефным, наглядным.