Но он не привык обходить острые углы. Главное и решающее — интересы дела.
Сказал просто и спокойно:
— Только предоставь мне, Георгий Константинович, возможность самому командовать войсками фронта в духе общей задачи, поставленной Ставкой.
Жуков нахмурился, резко повернулся в сторону говорившего. Ему еще не приходилось выслушивать подобные просьбы. Где бы он ни бывал — а бывал он почти на всех фронтах, — его присутствие всегда воспринималось как несомненная помощь вышестоящего начальника. А тут?
Глаза стали гневными. Рот сурово сжат. Он смотрел на Рокоссовского, готовый взорваться в негодовании.
Но Жуков был человек справедливый. Он слишком давно и хорошо знал Рокоссовского, чтобы увидеть в его словах нечто обидное для себя. Понимал: только заботой об успехе будущих боев продиктовано столь необычное и откровенно высказанное желание нового командующего фронтом.
Сделав над собой усилие, проговорил раздельно:
— Хочешь сказать, что мне здесь делать нечего? — И, не ожидая ответа Рокоссовского, добавил без обиды: — Хорошо, я сегодня же улечу в Москву. Командуй!
Свое обещание Жуков выполнил. В тот же вечер, сухо попрощавшись, он сел в самолет. Машина, застоявшаяся на холодном степном ветру, побежала, неуверенно подпрыгивая, словно разминалась, как спортсмен перед трудным соревнованием. Потом незаметно оторвалась от земли и взяла курс на Москву.
А Жуков уже дремал, уже все его мысли были в Москве, в Ставке. Те несколько часов, которые он проведет в полете, хотел использовать с максимальной пользой — попросту говоря, выспаться. Знал: в Москве спать не придется.
Георгий Константинович Жуков был человек решительный, и в излишней мягкотелости его нельзя упрекнуть. Своею властью и своими высокими полномочиями он пользовался в полной мере.
Никакие пожелания и просьбы, в какой бы форме они ни были высказаны, не заставили бы его покинуть фронт и улететь в Москву в начале великого сражения, если бы он не был уверен, что и без него все будет идти так, как надо.
Сейчас он был уверен. Там оставался Рокоссовский, — значит, его, Жукова, присутствие необязательно. Потому и летел в Москву с легким сердцем.
Уже засыпая, вспомнил, как в Ленинграде, в двадцатые годы, на конноспортивных соревнованиях они первый раз скакали рядом с Костей Рокоссовским. Он считал себя хорошим конником и думал, что без труда обойдет этого высокого щеголеватого красавца. Но сколько ни понукал своего жеребца, не мог оторваться от Рокоссовского.
Так и пришли они — Жуков и Рокоссовский — к финишу вместе.
Нет, Константин Константинович — человек надежный.
Рокоссовский, естественно, не мог знать, что думал Жуков, когда летел в Москву, и что он доложил Верховному Главнокомандующему. Но был уверен: доложит Георгий Константинович Жуков правильно.
В Ставке Жуков доложил коротко и твердо:
— Рокоссовский под Сталинградом сделает все возможное!
— Вы убеждены? — Сталин смотрел пытливо.
— Вполне!
На новом месте Рокоссовский, как всегда, начал с упорядочения управления войсками. Твердо взял в руки все нити, связывающие штаб с частями. Чтобы обеспечить лучшую связь с войсками, растянувшимися по фронту па 400 километров, перенес свой КП в Малую Ивановку, находившуюся примерно в центре подчиненных ему войск. Это обеспечивало быструю устойчивую связь, облегчало личные контакты с командирами всех степеней.
По своему обыкновению, сразу же приступил к знакомству с войсками.
Войска фронта — несколько общевойсковых и одна танковая армии — нависали с севера над группировкой гитлеровцев, прорвавшихся к Волге. Положение, вообще говоря, было выгодное, но уж слишком малосильными были наши армии, особенно 4-я танковая.
Не лучше было и с пехотинцами, с той самой пехотой, которую так красиво и гордо именовали царицей полей. Поредели роты и взводы. Обороняться еще можно, а наступать...
Знакомством с командующими армиями, с командирами дивизий и полков Рокоссовский остался доволен. Боевые, опытные, знающие свое дело командиры. У солдат крепкий боевой дух — народ обстрелянный, надежный. Многие были под Москвой.
Только в одной армии произошла заминка. Хотя Рокоссовский заранее предупредил о своем приезде, командующего армией в штабе не оказалось.
— Выехал в дивизию!
Рокоссовский с одобрением подумал о командующем армией: «Не стал зря терять времени в ожиданий начальства. Видно, дело ему важней всего».